XXXVII Кононовские чтения

 

Заседание 1

Panel 1

 

Языкитюркскихнародов

Languages of the Turkic Peoples

Türkhalklarınındilleri

 

11.30 — 14.00

 

Председатель

Телицин Николай Николаевич

 

Chair

TelitsinNikolay

 

Софронова Лариса Владиславовна (Дипломатическая академия МИД России)

Лингвостилистические особенности политической речи (на материале публичных выступлений президента Турции Р.Т.Эрдогана)

(Linguistic and stylistic features of political speech (based on the public speeches of Turkish President R.T. Erdogan)

 

Улькю Полат (Газиантипский университет, Турция)

Анализ связи слов Töz-Tözlüg  и Bag-Baglıg, Uguş-Uguşlug, Yıltız-Yıltızlıg в древнетюркском языке

(Polat Ü. Eski Türkçede Töz-Tözlüg ve Bag-Baglıg, Uguş-Uguşlug, Yıltız-Yıltızlıg Üzerine)

 

Чугунекова Алена Николаевна (Хакасский государственный университет им. Н.Ф. Катанова)

Модели изъяснительных конструкций в хакасском языке

(Models of explanatory constructions in the Khakas language)

 

Йылмаз Эльвира Рафиловна (ИМО КФУ)

Семантические трансформации при переводе информационных текстов: манипулятивный аспект

(Semantic transformations in the translation of informational texts: manipulative aspect)

 

Кириллова Зоя Николаевна (КФУ)

Русские заимствования в кряшенских говорах

(Russian borrowings in Kryashen dialects)

 

Лебедев Эдуард Евгеньевич (ЧГИГН)

Об образовании и семантике некоторых составных аффиксальных форм глагола в чувашском языке

(On the formation and semantics of some compound affixal forms of the verb in the Chuvash language)

 

Дубровина Маргарита Эмильевна (СПбГУ)

Об эволюции значений турецких глагольных имен действий с показателями -ma и -mak

(Evolution of Meanings of Turkish Action Verb Names with Indicators -ma and -mak)

 

Оганова Елена Александровна (ИСАА МГУ)

Особенности перевода рассказов Музаффера Изгю с турецкого на русский язык

(Features of the translation of Muzaffer Izgu’s stories from Turkish into Russian)

 

Фомин Эдуард Валентинович (Чувашский государственный институт культуры и искусств)

Удвоение аффиксов в словоформах чувашского языка

(Doubling of affixes in word forms of the Chuvash language)

 

Верхова Ксения Александровна (ИСАА МГУ имени М.В. Ломоносова)

Категория обусловленности в полипредикативных и сложных предложениях (на материале турецкий прессы)

(Сategory of conditionality in polypredicative and complex sentences (on the example of turkish press)

 

Алиева Камилла Абдулаевна (ЛГУ, СПбГУ)

К вопросу о формах со значением лимитативности в древнеуйгурском языке

(On the forms expressing limitative aspect in the Old Uyghur language)

 

Камалова Шахназ Новруз кызы (СПбГУ)

Конструкции с дополнением, оформленным аффиксом винительного падежа в языке древнетюркских рунических памятников

(Constructions with an addition formed by the accusative case affix in the language of the ancient Turkic runic monuments)

 

Колосова Дарья Ивановна (СПБГУ)

Смежность категорий «желание» и «повеление» на примере форм повелительного и желательного наклонений турецкого языка

(Adjacency of the categories «desire» and «command» on the example of the forms of the imperative and desirable moods of the Turkish language)

 

14.00 — 14.30

Перерыв

Break

 

Заседание 2

Panel 2

 

14.30 — 16.00

История, источниковедение и историография, культура и

фольклортюркскихнародов

History, source study and historiography, culture and folklore

of the Turkic peoples

Türk halklarının tarihi, kaynak çalışmaları ve tarihçilik,

kültürü ve folkloru

 

Председатель

Образцов Алексей Васильевич

 

Chair

ObraztsovAleksey

 

Васильева Ольга Валентиновна (Российская национальная библиотека)

Профессор Василий Дмитриевич Смирнов: 49 лет в Императорской Публичной библиотеке

(Professor Vasiliy Dmitrievich Smirnov: 49 years in the Imperial Public Library)

 

Гаврилова Марина Николаевна (Отдел Востока Государственного Эрмитажа)

Персоналии в истории коллекционирования. Агоп Кеворкян (на примере турецкой коллекции Государственного Эрмитажа)

(Personalies in the history of collecting. Hagop Kevorgyan (based on example of state Hermitage turkish collection)

 

Жуков Константин Александрович (кафедра Истории стран Ближнего Востока Восточного факультета СПбГУ)

Михаил Серафимович Мейер (1936-2022) и его вклад в российскую османистику.

(Mikhail S. Meyer (1936-2022) and his contribution to the Ottoman studies in Russia)

 

Абидулин Алим Маратович (Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского)

Османский Восток в путевых записках Николая Васильевича Терлецкого

(The Ottoman East in the travel notes of Nikolai Vasilyevich Terletsky)

 

Копанева Дина Дмитриевна (СПбГУ), Красуцкий Станислав Андреевич (СПбГУ)

Следственное дело об оскорблении царской фамилии: обсценная тюркская лексика в российских документах XVII в.

(Investigative case on insults to the honour of the sovereign: obscene Turkic vocabulary in Russian documents of the 17th century)

 

Козинцев Марк Альвиевич (ИВР РАН)

Письма, написанные от имени императора Иоанна Антоновича, в подборке документов османского историографа XVIII века Кесби

(Letters written on behalf of the Russian Emperor Ivan VI, among the documents collected by the Ottoman historiographer of the 18th century Kesbî)

 

Серкина Галина Александровна (Государственный Эрмитаж)

К вопросу о происхождении кухонной чаши – пиалы и современных ритуальных сосудов тюрков

(To the question of the origin of the kitchen bowl — bowl and modern ritual vessels of the Turks)

 

Юша Жанна Монгеевна (Институт филологии Сибирского отделения РАН)

Представления о получении шаманского дара в рассказах тувинцев

(Ideas about receiving a shamanic gift in the stories of Tuvans)

 

Омакаева Эллара Уляевна (ФГБОУ ВО «Калмыцкий государственный университет им. Б.Б. Городовикова»)

Актуальные проблемы системного описания базовых цветообозначений в тюрко-монгольских языках: общее и особенное

(Actual problems of the systemic description of basic color designations in the Turkic-Mongolian languages: general and special)

 

Козуб Екатерина Алексеевна (Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского)

К вопросу о становлении источниковедения Османской империи (XV-XVI вв.)

(Formation of source studies of the Ottoman Empire (XV-XVII centuries))

 

 

Заседание 3

Panel 3

 

Литературатюркскихнародов

Literature of the Turkic Peoples

Türkhalklarınınedebiyatı

 

16.15 — 17.30

Заседание 3

Председатель

Абидулин Алим Маратович

 

Panel 3

Chair

AbidulinAlim

 

Репенкова Мария Михайловна (ИСАА МГУ имени М.В. Ломоносова)

Варианты турецкой «темной» фэнтези на примере романа Г. Огюта «Два берега реки» (2003)

(Variants of Turkish «dark» fantasy on the example of G. Ogüt’s novel «Two Banks of the River» (2003))

 

Фомкин Михаил Семенович (ЛГУ им. А.С.Пушкина)

Образный мир поэмы «Кутадгу Билиг»

(Figurative world of the poem «Qutadgu Bilig»)

 

Аврутина Аполлинария Сергеевна (СПбГУ), Аверьянов Юрий Анатольевич (ИВ РАН, ВШЭ)

Особенности перевода тюркоязычной суфийской поэзии на русский язык

(Peculiarities of translation of Turkish-language sufi poetry into Russian)

 

Ахмедова Шоира Нематовна (Бухарский государсвенный университет)

Историко-биографический метод в творчестве Алишера Наваи

(Historical and biographical method in the work of Alisher Navoi)

 

Кадирова Насима Саидбурхановна (Бухарский государсвенный университет)

Критерии стиля в узбекской литературоведение

(Criteria of style in Uzbek literary criticism)

 

Пылев Алексей Игоревич (СПбГУ)

О среднеазиатском периоде жизни и творчества шейха Йусуфа ал-Хамадани (1048/1049-1140), духовного наставника основоположника тюркского суфизма Ходжи Ахмада Йасави (ум. 1166)

(About the Central Asian period of the life and work of Sheikh Yusuf al-Hamadani (1048/1049-1140), the spiritual mentor of the founder of Turkic Sufism Khoja Ahmad Yasawi (d. 1166))

 

Образцов Алексей Васильевич, Сулейманова Алия Сократовна (СПбГУ)

О некоторых особенностях структуры романа Х. Р. Гюрпынара «Шик»

(About some features of the structure of the novel «Chic» by H. R. Gurpinar)

 

 

 

 

 

 

 

17:30

 

 

Закрытие конференции

Подведение итогов

аудитория 189

 

Closing of the conference

Summarizing

Room 189

 

Konferansın kapanışı

Özetleme

oda 189

 

 

29 октября 2022 года

29 Ekim 2022

 

10:00 – 16:00

 

Секция «Молодойтюрколог»

Section «Young Turkologist»

«Genç Türkolog» Bölümü

 

aудитория 189

oda 189

 

Председатель

Деркачёва Мария Олеговна

 

 

Ашкенази Роза Сергеевна (СПбГУ)

“Латинисты” против “ислахистов” на Первом всесоюзном тюркологическом съезде в Баку и влияние их дискуссии на латинизацию тюркских языков в СССР

(“Latinists” against “Islachists” at the First All-Union Turkological Congress in Baku and the influence of their discussion on the Latinization of Turkic languages in the USSR)

 

Гимазиева Лейсан Маратовна (КФУ ИМО (ВШМОиВ))

Культурный код Турецкой республики: ретроспектива, современное состояние, роль российско-турецких отношениях  на международной арене

(Cultural code of the Republic of Turkey: retrospective, current state, role of Russian-Turkish relations in the international arena)

 

Голубев Павел Павлович (СПбГУ)

Основание суфийского ордена Мавлавия

(The foundation of the Mawlawiya Sufi order)

 

Виноградова Дарья Юрьевна (СПбГУ)

Керамическое искусство Чанаккале

(The Art of Ceramics in Çanakkale)

 

Митряшкин Александр Сергеевич (СПБГУ)

Татары-Липки во Второй Польской Республике (по материалам арабской печати)

(Lipka Tatars in the Second Polish Republic (based on the materials of the Arabic press)

 

Слипчик Кирилл Анатольевич (СПбГУ)

Отношения Турции и Центральной Азии на современном этапе

 

Давыдов Сергей Александрович (СПбГУ)

Становление тюркского этноса на территории полуострова Малая Азия

 

Соловьева Диана Александровна (СПБГУ)

Казахи в Российской империи: феномен полиюридизма

 

Терещенко Софья Михайловна (СПБГУ)

Система штрафов и наказаний в Османской империи в XVI веке на основании канун-наме Сулеймана I

(The system of fines and penalties in the Ottoman Empire in the 16th century based on the law code of Suleiman I)

 

Лученков Иван Романович (СПБГУ)

Проблематика водной безопасности в рамках суверенного курса Турецкой Республики (1923-2021)

 

Токарева Мария Максимовна (СПбГУ)

Ушедшая Россия продолжает жить в Стамбуле

(The departed Russia continues to live in Istanbul)

 

Перерыв

Break

 

Кураксина Татьяна Олеговна (СПбГУ) 

Сопоставление персонажей Мюмтаза и Рауфа в знаковых романах турецких авторов ХХ века»

(Comparison of the characters of Mumtaz and Rauf-efendi in the iconic novels of Turkish authors of the 20th century)

 

Деркачёва Мария Олеговна (СПбГУ)

Жизнь и творчество османского поэта Ахмеда Недима (1681-1730)

(The life and work of the Ottoman poet Ahmed Nedim (1681-1730))

 

Сагдеева Рената Ильмировна (СПБГУ)

Типологические особенности английского языка как препятствие для успешного его освоения носителями турецкого языка

(Typological features of English as an obstacle to its successful acquisition by native Turkish speakers)

 

Лямина Эвелина Павловна (СПБГУ)

Категория определённости-неопределённости в современном турецком и английском языках с точки зрения когнитивного подхода У. Чейфа

(The category of definiteness-indefiniteness in modern Turkish and English languages in terms of W. Chafe’s cognitive approach)

 

Первушин Алексей Михайлович (СПБГУ)

«Образ турок и турецкая угроза глазами Мартина Лютера»

 

Сатучина Сарра Шакуровна (СПБГУ)

Интерпретация фрагмента картины Ганса Гольбейна «Мертвый Христос в гробу» с помощью богословского турецкого сочинения Фурати «Сорок вопросов».

 

 

Заочноеучастие

Absentee presence at the meeting

Devamsız katılım

 

 

 

 

Джамалова Зилола Низамовна (Бухарский государственный университет)

Литературный обзор в узбекском критике

 

Баратов Данияр Абдулкасымович (НОК «Школа Ломоносова»)

Литературные связи и влияния: «Кутадгу билиг» Юсуфа Баласагуни и фалсафа

 

Бекджаев Тагандурды Бекджаевич (Туркменский Государственный университет имени Махтумкули)

Общетюркские фразеологизмы в стихотворениях Махтумкули

(Phraseological units common to turkic languages in the poems of Magtymguly)

 

Погуляева Елена Васильевна (Центр междисциплинарных гуманитарных исследований Южного федерального университета)

Конструирование и функционирование мифа о языке в процессе нациестроительства (на примере черкесской диаспоры Турции)

(Construction and Functioning of the Language Myth in the Process of Nation-building (on the example of the Circassian Diaspora in Turkey)

 

Нурыева Огулсапар Атаевна (Институт языка, литературы и национальных рукописей имени Махтумкули АН Туркменистана)

Полисемия имён в лирике Махтумкули

 

Эминли Беюкханум Ибрагим кызы (Сумгаитский государственный университет, Республика Азербайджан)

 

Формы обращения к женщинам в этнокультурологии азербайджанцев

Таганова Марал Аннаевна (ИЯЛНР имени Махтумкули АН Туркменистана)

Словообразовательное гнездо со словом ruh ‘дух’ в туркменском языке

 

Кушхов Борис Хабижевич (Институт Востоковедения РАН)

Советская позиция по тувинскому вопросу в первой половине 1920х годов: переход от неопределённости к признанию

(The Soviet position on the Tuvan problem in the early 1920s: the transition from indefinite stance to recognition)

 

Рахматуллин Салават Хамитович (Набережночелнинский ГПУ)

Религиозные культы тюркоязычных народов Нижнего Прикамья в раннем средневековье

 

Псянчин Юлай Валиевич (ГАУ Башкирский НИЦПиА)

Дж. Г. Киекбаев и вопросы классификации говоров башкирского языка

 

Рахматуллин Салават Хамитович (Набережночелнинский государственный педагогический университет)

Религиозные культы тюркоязычных народов Нижнего Прикамья в раннем средневековье

 

Тезисы

 

А. С. Аврутина, Ю. А. Аверьянов

Особенности перевода тюркоязычной суфийской поэзии на русский язык

 

Тюркоязычная суфийская поэзия на протяжении ряда веков разрабатывала три наиболее значительных темы: 1) учение тариката и обстоятельства, связанные с этим учением; 2) события священной истории; 3) взаимоотношения человека с Богом и образы шейхов-наставников как посредников. Репертуар стихотворений и поэм мистической направленности был достаточно обширным: духовные гимны (иляхи), духовные стихи (нефес), «плачи» по мученикам (агыт, марсийа), любовная лирика с суфийским подтекстом (газели, маснави, туйуги). Как и обычная поэзия, суфийское поэтическое творчество основывается на чувственном восприятии, но в нем куда большее место отводится накалу эмоций, увлекающему слушателя, исполнителя и самого создателя такой поэзии в русло мистического экстаза. Тема в каждом стихотворении может варьироваться; часто двустишия или куплеты связывает между собой скорее общее настроение, чем некие общие идеи и герои. Суфийский поэт, будучи «человеком сердца», выражается как бы спонтанно, не заботясь о логическом согласовании тропов, возникающих в его воображении. Его мысль руководствуется наитием, он почти не заботится о строгости формы. В отличие от придворных поэтов, суфии с большей охотой отказывались от сложных арабских и персидских пассажей в пользу более просторечных форм или не свойственной для «поэзии дивана» символической действительности. Подобные вещи иногда кажутся чуждыми и для человека, привыкшего к русской лирической поэзии, в которой, в отличие от суфийской, все же довольно редко герой или объект его вожделения отождествляются с Богом. Чувства, испытываемые таким героем или субъектом лирики, кажутся нам преувеличенными, как и описываемые суфийскими авторами мучения и страдания. Стремление слиться с Истинным Возлюбленным буквально лишает поэта разума и отвращает его от мирских дел и забот. Почти полное отсутствие экзальтированной монашеской лирики в русской традиции препятствует адекватной передаче этого стремления и его граней в русском переводе. Русскому читателю привычнее думать, что речь идет о земной «возлюбленной» (или пускай уж «возлюбленном», учитывая склонность средиземноморских народов к «греческой любви»). В отношениях с Богом в нашем строгом миропонимании нельзя допускать никакой эротики. Кроме того, постоянное подчеркивание «тайны» и таинственности всего, что окружает путь суфиев, наводит на мысли о каких-то замкнутых сектах, что в данном случае не совсем верно отражает суть тариката. Непривычным для нас выглядит преклонение перед наставником, как перед неким кумиром, и желание поэта лелеять его образ в своем сердце. Описания чудес, творимых святыми, встречаются и в русских духовных стихах, которые по своим жанровым особенностям, пожалуй, ближе всего стоят к суфийской поэзии и часто также обязаны своим возникновением безымянным скитальцам.

 

Р.С. Ашкенази

“Латинисты” против “ислахистов” на Первом всесоюзном тюркологическом съезде в Баку и влияние их дискуссии на латинизацию тюркских языков в СССР

 

Как известно, до латинизации в СССР все языки мусульманских народов Российской империи (за исключением бесписьменных) использовали арабскую графику, которая была неудобна для несемитских языков, так как не отражала их фонетический строй. Неудобство данного алфавита для тюркских языков породило дискуссии среди востоковедов и представителей национальной интеллигенции. Такие дискуссии возникали как на межнациональном уровне, так и внутри конкретного национального сообщества. Одна из дискуссий относительно выбора графики для тюркских языков развернулась на Первом всесоюзном тюркологическом съезде в Баку 1926 года (с 9-е по 13-е заседание), целью которого было решение вопроса о переходе тюркских языков, пользующихся арабской графикой, на латиницу.

Особенность данного доклада заключается в том, что он отражает те настроения среди представителей разных сообществ касательно латинизации, и то, какие обоснования они приводят в пользу латинизации (в отдельных мнениях кириллизации) или реформирования арабского алфавита. Доклад показывает, насколько остра была необходимость в алфавитной реформе, и как к этому вопросу относились делегаты-носители тюркских языков, которые представляли различные тюркские сообщества, и какое мнение касаемо данной проблемы имелось у представителей российского востоковедения.

Основная дискуссия на съезде разворачивалась между сторонниками латинизации и ислахистами (от араб. “ الإصلاح ” “реформа”), сторонниками реформирования арабского алфавита, который бы отражал фонетический строй тюркских языков. Дискуссия основывалась на двух сторонах алфавита: культурной и технической .

В ходе заседаний делегаты обменивались мнениями касательно замены арабографичного алфавита одним из фонетических. Примечательно, по мнению докладчика, то, что ученые-востоковеды говорили относительно данного вопроса в более теоретическом, общем ключе, не выделяя какой-либо конкретный язык или подгруппу, в то время, как участники конференции, представляющие тюркские сообщества, в первую очередь говорили о своем собственном языке и только затем, в некоторых случаях, говорили о всеобщей латинизации тюркских языков.

В ходе тринадцатого заседания было проведено голосование по двум резолюциям. Первая резолюция была посвящена созданию комиссии по разработке единого тюркского алфавита на основе латиницы и рекомендовала всем тюркским народам перейти на этот алфавит; вторая — предполагала создание двух комиссий: для реформирования единого арабского алфавита и для создания единой латиницы для тюркских языков, и предполагала оставление арабицы для ряда языков. Большинство делегатов проголосовало за переход на латиницу. Таким образом, была утверждена первая резолюция, абсолютное большинство (101 голос) поддержало латинизацию тюркских языков, которая была осуществлена в 1920-е годы.

 

Т.Б. Бекджаев

Общетюркские фразеологизмы в стихотворениях Махтумкули

 

Менталитет народа отражается на его языке. Способность языка любого народа передавать грядущим поколениям духовное богатство, сформированное в течение веков, называется кумулятивной функцией языка. С этой точки зрения, необходимо отметить особую заслугу фразеологизмов современных языков. Возникшие в определённый исторический момент, первоначально фразеологизмы функционировали как свободные словосочетания, но впоследствии приобрели переносное значение и закрепились в лексико-фразеологической системе языка. До современной классификации языков, т.е. до формирования литературных языков, они имел общий лексический и фразеологический запас. Это утверждение корректно и для тюркских языков.

Часть фразеологизмов тюркских языков являются общими для большинства их. Чем раньше появились фразеологизмы, тем больше общего в них. Это связано как одинаковым жизненным укладом, так и условия возникновения фразеологизмов. Общетюркские ФЕ составляют самый древний пласт фразеологизмов.

Важнейшие источники для исследования истории языка, каковыми являются письменные памятники, дают возможность установить время возникновения и ареал распространения фразеологизмов. При этом важнейшую роль играют классическая литература.  При знакомстве с творчеством Махтумкули – знаменитого представителя туркменской классической литературы XVIII века, основателя туркменского литературного языка, поэта-философа, можно встретить общетюркские фразеологизмы, активные в большинстве тюркских языков. Эти фразеологизмы в современных тюркских языках не подверглись структурной трансформации и не изменили значение. Однако, необходимо   отметить, что в некоторых из них произошли фонетические и грамматические изменения, связанные с особенностью конкретных тюркских языков.

Кроме общетюркских фразеологизмов в произведениях Махтумкули встречаются единицы, созданные самим поэтом и превратившиеся в фразеологизмы, ФЕ, связанные с суфизмом и единицы, свойственные только туркменскому языку. Их анализ даст возможность выяснить особенности жизненных условий, морально-духовные особенности туркменского народа в различные исторические времена.

Изучение языка произведений классической литературы XVIII века – золотого века туркменской литературы на примере стихотворений великого Махтумкули, даст возможность определить степень функционирования большинства фразеологизмов общетюркского характера. Сравнив полученные результаты с положением в современном туркменском языке, можно определить активность общетюркских фразеологизмов.

 

О.В. Васильева

Професор Василий Дмитриевич Смирнов:

49 лет в императорской публичной библиотеке

 

Василий Дмитриевич Смирнов (1846–1922), доцент, а затем профессор Петербургского университета, автор нескольких значимых по сей день трудов по тюркологии, с 1874 г. заведовал Восточным отделением Публичной библиотеки, где выполнял текущую работу по комплектованию фондов, каталогизации, обслуживанию читателей и пр. Между тем, наиболее заметный след его деятельности остался в отделе рукописей. Так, из 90 его печатных работ половина – публикации описаний арабографичных манускриптов в ежегодных Отчетах Библиотеки. Помимо прочего он применял методы палеографического исследования: обращал внимание на особенности почерка, бумаги: проверял филиграни по справочникам Н.П. Лихачева и Брике для датировки рукописей.

Смирнов внес значительный вклад в пополнение фондов Библиотеки (всего более 250 единиц хранения). Во время поездок в Турцию в 1875, 1877 и 1893 гг. он приобретал по ее заказу рукописные книги. В 1878 г. по просьбе Военного ведомства Смирнов переводил надписи на камнях, снятых с турецких крепостей в Болгарии, и в «вознаграждение за свой труд» получил для Библиотеки 8 из них. По его инициативе в 1905 г. из Симферопольского губернского архива в Библиотеку были переданы Казыаскерские книги Крымского ханства, в которых записаны судебные решения за 1608-1786 гг.

Смирнов активно переводил и использовал рукописные источники в нескольких своих сочинениях, однако особо надо отметить его исследование и факсимильное издание «Грамоты султана Османа II семейству иудейки Киры», хранящейся в Библиотеке.

В свое время Смирнов был единственным в Петербурге специалистом в области тюркской археографии. Принадлежавшие лично ему турецкие рукописные книги со временем поступили в Азиатский музей, ныне Институт восточных рукописей РАН, где хранится также архив В. Д. Смирнова.

 

К.А. Верхова

Категория обусловленности в полипредикативных и сложных предложениях (на материале турецкой прессы)

 

В докладе рассматриваются средства, выступающие в качестве маркеров категории обусловленности, в турецком полипредикативном и сложном предложении на примере образцов турецкой прессы второй четверти XX в. – первой четверти XXI в. При анализе материала отмечается высокая частотность употребления лексических средств, имеющих синтаксическую самостоятельность (союзы с семантикой причинно-следственных и противительно-уступительных отношений), и одновременно – постепенный отказ от употребления средств, использование которых носит факультативный характер (союзы и частицы с семантикой условия). Морфологические и лексико-синтаксические средства, предикативным центром которых являются формы на -DIğI- и -AcAğI в своем субстантивном, а не адъективном употреблении, а также конструкции, имеющие в своем составе финитные глагольные формы, выходят из использования; в противовес им увеличивается многообразие и частотность употребления синонимичных им лексико-синтаксических средств, структурно представляющих собой сочетание глагольных имен на -mAk- и -mAsI- с послелогами и служебными именами.

 

Д.Ю. Виноградова

Керамическое искусство Чанаккале

 

Искусство Османской империи и, в частности, турецкая расписная керамика занимают яркое место в художественной культуре мира.  Интересным и относительно малоизученным центром производства керамики является Чанаккале. Этот город находится на территории Малой Азии на побережье Эгейского моря. Само название говорит о признании города как керамического центра (çanak означает «изделие из глины», kale — «крепость»). Здесь производились предметы утвари из красной глины.

Керамика Чанаккале существенно отличается от изящных изделий, созданных, к примеру, в Изнике и Дамаске, и зачастую в сравнении считается низкопробной и примитивной продукцией, изготовленной для массового потребления. При этом некоторые образцы изделий крайне любопытны, а художественно-историческая ценность данной керамики представляет немалый интерес.

Для керамики Чанаккале XVII-XVIII вв. характерны следующие формы: довольно глубокие тарелки и миски, кувшины, сахарницы, чашки, фляги, подсвечники, а также сосуды в форме животных и людей.

Основные мотивы росписи, наиболее характерные для этого периода: растительный орнамент, изображения животных (например, рыб, жирафов) и архитектурных сооружений (в частности, мечетей). [5: 150-155]

Для керамики Чанаккале XIX в. и начала XX в. характерно изменение стиля и заметное ухудшение качества продукции. Она стала приобретать более массовый характер. Однако тогда же в производстве появились интересные новшества, сильно изменившие внешний вид производимой керамики. Появились необычные покрывающие утварь глазури разных цветов. Изделия стали приобретать причудливые зооморфные формы, такие как лев, верблюд и кенгуру. [4: 30-31]

В этот период встречаются изделия, выполненные в технике барботин (аппликации). Зачастую такие изделия были функциональны и использовались не только в декоративных, но и прикладных целях. Особенно примечательны кувшины, орнаментированные рельефами в виде цветов и розеток, а их носики выполнены в форме животных. [3: 150-151] Образцы подобных изделий представлены в Государственном Эрмитаже и Государственном Музее Востока в Москве. В Турции кувшины такого типа традиционно использовались при рождении девочки. В них держали шербет и розовую воду. [4: 59]

Изучая искусство Османской империи в целом и керамическое дело в частности, можно заметить, что оно напрямую зависело от социально-экономического положения государства. Расцвет империи привел к подъему искусства. Упадок османской державы повлек соответствующие последствия для ремесленных центров. [2: 8] Производство керамики в Чанаккале продолжалось до середины XX в. К этому времени местные мастерские не могли выдержать конкуренцию с европейской продукцией и были закрыты. Установление нового республиканского режима не способствовало развитию ремесел.

Современное керамическое производство в Чанаккале представлено двумя небольшими мастерскими в историческом центре города: Эсен (Esen Seramik) и Кепенек (Kepenek Keramik). Создавая изделия, местные мастера стремятся к сохранению вековых традиций, но в то же время находятся в творческом поиске новых, актуальных для нашего времени форм. [4: 33]

Керамическое искусство Чанаккале, рассмотренное в докладе – лишь небольшая часть огромного культурного наследия Османской империи. Поэтому интересно и крайне важно изучать, оценивать и сравнивать различные объекты турецкой художественной культуры, особенно на фоне новых археологических находок и богатых коллекций музеев мира.

Литература:

  1. Кулланда М.В. Турецкая керамика XVI–XX веков в собрании Государственного музея Востока. Каталог коллекции. М.: Государственный Музей Востока, 2020.
  2. Кулланда М.В. Османское художественное ремесло второй половины XVI-XX вв. Эволюция производства как отражение перемен в жизни империи. М., Государственный музей Востока, 2014.
  3. Arlı B. D., Kaya Ş. Primitive forms and figures in Çanakkale ceramics // ART-SANAT 2, 2014. P. 147–163
  4. Tekkök Karaöz B. Çanakkale Seramikleri; 17. Yüzyıl Sonundan 21. Yüzyıla // Çanakkale Araştırmaları Türk Yıllığı, 2018. P. 23-38
  5. Uğuz L. Çinili Köşk Müzesi ve Teşhirdeki Eserlerin Kataloğu. Van Yüzüncü Yıl Üniversitesi, 2019.

 

М.НГаврилова

Персоналии в истории коллекционирования: Агоп Кеворкян

(на примере турецкой коллекции Государственного Эрмитажа)

 

Интерес к собирательству предметов прикладного искусства во второй половине XIX века во многом связан с идеей организации художественно-промышленных музеев, коллекции которых должны были представлять историю развития прикладного искусства в исторической перспективе. В 1876 году в Санкт-Петербурге был открыт один из таких музеев – музей Центрального Училища технического рисования барона Штиглица, который сложился благодаря активной собирательской деятельности мецената, государственного деятеля Александра Александровича Половцова.  При его непосредственном участии в Россию с 1870-х годов систематически стали ввозиться коллекции исламских памятников и единичные предметы, приобретенные в дилерских кругах мировых столиц антикварного мира — Париже и Лондоне. В дальнейшем формированием фондов музея занимался сын А.А. Половцова Александр Александрович Половцов-младший. Предметы, приобретенные Половцовыми составили основу музея барона Штиглица, собрания которого, в том числе и турецкое, с 1920-х годов стали частью Государственного Эрмитажа.

В рамках исследования представляется важным осветить вопрос коллекционирования предметов турецкого искусства в музее Училища технического рисования барона Штиглица на примере истории дилерских связей Половцовых с антикварными кругами Европы и Америки, подробно остановившись на персоналии одного из дилеров, контакты с которым обогатили собрание музея Штиглица, прекрасными образцами турецкого мастерства. Одно из этих имен — Агоп Кеворкян, антиквар, археолог, исследователь, знаток исламского искусства.

 

П.П. Голубев

Основание суфийского ордена Мавлавия

 

Суфизм сыграл большую роль для мусульманской культуры, кроме того, он имел особое влияние на общественную жизнь. Каждая из мусульманских стран оказалась под его воздействием, и Турция не исключение. В данном исследовании речь пойдет об истории основания и истоках одного из самых известных суфийских братств – ордена Мавлавия, известного также как орден кружащихся дервишей.

  1. Суфизм

Перед тем как перейти к работе непосредственно с рассматриваемым Орденом для более точного понимания ее сути необходимо ввести и дать объяснение определенных терминов.

Тасаввуф — духовное учение и практика в Исламе, направленная на ослабление влияния материального мира на личность и призванная направить человека на путь духовного совершенствования, бескорыстного и преданного служения Богу.

Тарикат — путь тасаввуфа, духовного возвышения, аскетизма. Тарикату следуют многочисленные суфийские ордена.

Суфийский орден – общество (братство), объединяющее мусульман, приверженных одному определенному тарикату, обладающее определенной иерархией и системой религиозно-мистических обрядов.

  1. Джалал ад-дин Руми

Прежде чем рассказать непосредственно о появлении ордена Мавлавия, необходимо рассказать о человеке, явившимся его идейным основоположником. Этим человеком стал Джалал ад-дин Мухаммад Руми. Отец будущего поэта Баха ад-дин Валад принадлежал к кругу признанных знатоков мусульманского богословия, Корана и преданий о пророке Мухаммаде.

Между 1214 и 1220 годами Баха-ад-дин Валад покинул Балх, к 1222 году семья Баха-ад-дина обосновалась в Руме. 1228-м году Баха ад-дин занял пост председателя медресе в Конье, семья переехала на новое место. После смерти Баха ад-дина Джалал ад-дин Руми занял его пост в медресе и сразу же вошёл в круг религиозных авторитетов.

Джалал ад-дин был, вероятно, воспитан и обучен отцом. По легенде стал преемником Фарид ад-дина ‘Аттара. Был духовным воспитанником Кубравийа Сайида Бурхан ад-дина Мухаккика. Обучался в Алеппо и Дамаске. Затем вернулся в Конью, где стал руководителем медресе. Огромное влияние на его мировоззрение оказало возвышенно-духовное общение с Шамс ад-дином Табризи.

  1. Султан-Велед

Руми является лишь идейным основоположником Мавлавии, действительным основателем его как суфийского ордена со всеми необходимыми атрибутами, стал его сын Султан-Валад Баха ад-дин Мухаммад.

Баха ад-дин Мухаммад пошел по стопам своего отца, подвергся сильному влиянию наставника Борхан ад-дина Мухаккика Термези. После смерти сподвижника Руми Хасам ад-дина Чалаби стал главой ордена Мавлавия, признавал своим наставником Карим ад-дина Бактамура. Не имел провидческого таланта отца, но обладал практическими способностями.

  1. Орден Мавлавия

Онтологическое учение ордена Мавлавия опирается на пантеизм. Миропознание и самопознание в учении Мавлави подчинены иррациональному Богопознанию. Этическое учение мавлавийцев является теорией морали, направленной на воспитание совершенного человека для познания Бога. Представители Мавлавии проповедуют общественный характер человека, отрицают аскетический образ жизни.

Противоречие веры и разума, наличие проблем, которые разум не способен решать в рамках рационализма, а также сложные социальные вопросы были основными причинами возникновения мистицизма. Учение мавлавийцев является продуктом социальных, исторических и культурных событий их времени.

Формирование ордена начинается с периода деятельности отца Руми – Баха ад-дина Валада. При Баха ад-дине и Джалал ад-дине происходило идейное формирование Мавлавии. Орден в эпоху Руми только зарождался, мыслитель основал обители мавлавийцев, начал устраивать встречи братства, где читались молитвы и под музыку распевались его стихи-газели, ввел в ритуал сама‘ музыку и танцы.

Точная роль Султана-Веледа в формализации обрядов и институтов Ордена неизвестна, однако именно он впервые сформировал Орден как организованную группу, наладил отношения с Сельджукскими и Монгольскими правителями, посылал в разные стороны авторитетных представителей Ордена, чтобы освещать деятельность братства и расширять его.

В последствии Орден Мавлавия оказал существенное влияние на историю Турции. Благодаря братству развивались культура и искусство, формировалось мировоззрение простого народа. Многие Османские правители были членами Ордена.

 

М.О Деркачёва

 «Жизнь и творчество османского поэта Ахмеда Недима (1681 — 1730)»

 

Начало XVIII века в Османской империи характеризуется культурным расцветом, обусловленным наметившейся тягой к Западу и европейским достижениям. Именно в «Эпоху тюльпанов» (1718 – 1730) активизировалась работа по переводу сочинений европейских авторов по истории, географии, астрономии, приветствовались личные связи османских сановников с европейцами. Много было сделано для того, чтобы европеизировать столицу Османской империи – Стамбул и другие крупные города, привнеся в них европейскую роскошь, великолепие и современные тенденции.

Ахмед Недим (1681 – 1730) – один из самых знаменитых поэтов этого периода. Его выдающиеся достижения в использовании разговорного турецкого языка и тщательное мастерство в поддержании гармонии стихотворных произведений отличают его от его современников. В его поэзии хотя и использовались классические выражения и образы, но для начала XVIII века поэтический      стиль Недима был новым и своеобразным, в частности, он свойственен его песням (шаркы) и некоторым его газелям. Поэтическую деятельность и творчество поэта часто связывают с преодолением арабо-персидского влияния на турецкую литературу, а также с процессом тюркизации. Его творчеством восхищались и продолжают восхищаться как его соотечественники, так и иностранцы. Все стихотворения Ахмеда Недима написаны с огромным мастерством и бесспорно талантливы.

Жанровое и формальное разнообразие творчества Ахмеда Недима действительно велико. Диван Ахмеда Недима отличается большим количество различных поэтических форм и жанров. Однако наибольшее внимание заслуживают его газели, касыды, рубаи, а также шаркы и кыт‘а, которые не вошли в опубликованный диван его поэзии.  Многовековое существование этих форм выработало строгие каноны, которыми регламентировались как их структурные признаки, так и их содержание. Каждая из охарактеризованных автором работы поэтических форм уникальна, красива и имеет свои особенности.

В поэзии Ахмеда Недима представлено огромное разнообразие сюжетов и литературных образов. В его стихах изображаются многие человеческие чувства (наибольшее внимание в его диване стихотворений уделено разнообразным любовным сюжетам, в основном изображению несчастной и неразделённой любви), события и места, где они происходили, детально показан Стамбул и его окрестности, а также сам султан Ахмед III и его окружение. Всё это позволяет постичь особенности «Эпохи тюльпанов» и Османской империи начала XVIII в.

 

Ш.Н. Камалова

Конструкции с дополнением, оформленным аффиксом винительного падежа в языке древнетюркских рунических памятников

 

В системе объектных отношений выделяются прямой и косвенный объекты.

Прямой объект может быть определенным и неопределенным. Выделение определенных и неопределенных прямых объектов языковеды сводят к грамматической определенности и неопределенности предмета. Уже в первых тюрко-татарских грамматиках имеются сведения об определенных и неопределенных прямых объектах.

Когда имеется в виду неопределенный предмет, соответствующее ему слово лишается падежного окончания и примыкает к сказуемому, образуя при нем объектную группу. Если речь идет об определенном предмете, он получает падежную форму и становится в предложении на самостоятельное место. При нем, в этой его позиции, могут образоваться определительные группы. Глагол сохраняет одну и ту же грамматическую форму в обеих конструкциях. В них подлежащее ставится в одном и том же падеже. Изменения ограничиваются падежами прямого дополнения, которое, сохраняя свои отношения к сказуемому, меняет грамматическую форму в зависимости от занимаемого им положения в строении предложения.

В тюркских языках определенный прямой объект, как правило, выражается существительным в винительном падеже.

Определенный прямой объект в текстах рунических памятников может выражаться любым словом или словоформой, несущей предметную семантику: существительным в винительном падеже, местоимением, локативным прилагательным, субстантивированной частью речи, изафетным словосочетанием. В этом докладе мы выявили в каких случаях имя существительное в оформленном винительном падеже обозначает определённый объект и оформляет прямое дополнение.

 

Д.Д. Копанева, С.А. Красуцкий

Следственное дело об оскорблении чести государя: обсценная тюркская лексика в российских документах XVII в.

 

В 1642 г. произошел эпизод, связанный с поведением шахского подданного в пределах русского государства – гилянского кормщика Амирхана, обвиненного в оскорблении государя и его семьи. Данное происшествие вызвало значительную реакцию со стороны царя, потребовавшего для виновного смертной казни. Обстоятельства и детали этого случая являются весьма любопытными, что позволяет остановится на нём подробнее.

Интересующий нас эпизод содержится в деле 1642.3 фонда 77 РГАДА, посвященном отношениям России и Персии. Помимо документов на русском языке, там также имеется 4 документа на «тюрки» и один на персидском языке. Согласно материалам этого дела, 19 июня 1642 г. из Гиляни на государевой бусе прибыл астраханский сын боярский Богдан Пятин, обратившийся с жалобой на нанятого в Астрахани для путешествия в Гилянь кормщика – тезика-гилянца Амирхана [1: Л. 2]. Согласно словам Пятина, по прибытии в Гилянь Амирхан просил выпустить его на берег, однако Богдан, опасаясь, что тот сбежит, потребовал поручительства, чего кормщик предоставить не смог. Поэтому в спуске на берег ему было отказано, что спровоцировало конфликт, в ходе которого Амирхан стал оскорблять Пятина, а также говорить «непригожие слова» про русского царя и его семью. Примечательно, что данные оскорбления, в отличие от оскорблений в адрес Богдана Пятина, произнесённых по-татарски, Амирхан высказал на «фарсовском» (персидском) языке, которого большая часть присутствующих при конфликте не понимала.

По поводу данного происшествия русской стороной было предпринято расследование, в ходе которого допрашивались находившиеся в тот момент на бусе юртовские татары, астраханские стрельцы и пушкарь, а также тезики-бухарцы. [1: Л. 6]

В начале были допрошены заявившие о преступлении татары Утемышко и Шобанко, поскольку они единственные владели персидским языком. На вопрос о том, что именно было сказано Амирханом про царскую семью, татары отвечали, что повторить слова такие слова не смеют. [1: Л. 8] Тем не менее, показания были предоставлены ими в письменном виде. Эти показания содержатся в двух тюркских документах. Остальные два представляют собой так называемые «рукоприкладства». Показания юртовских татар практически идентичны по содержанию и отличаются лишь в незначительных деталях. Вначале они сообщают, как оказались на судне, затем вкратце рассказывают про конфликт. Об оскорблениях в адрес Пятина там не говорится. В конце обоих документов приводится обсценная лексика, обращённая в сторону царя и его семьи. [1: Л. 9-10]

Сам же Амирхан на допросе вину свою отрицал и заявлял, что татары его оклеветали.[1: Л. 11] Для установления истины царскими людьми была устроена очная ставка, где каждая из сторон продолжала настаивать на своей версии.[1: Л. 11-12] Пушкарь сообщил, что слышал, как Амирхан бранил Богдана Пятина и его жену по-татарски, что он, немного владея этим языком, смог понять, а оскорбления на персидском понять не смог. [1: Л. 12] Астраханские стрельцы же, кроме подтверждения самого факта конфликта, никаких данных не предоставили. [1: Л. 15]

Тезики-бухарцы допрашивались по отдельности. Их показания разнились: некоторые однозначно подтвердили, что Амирхан все же произносил те оскорбления, которые в своих показаниях написали татары [1: Л. 13], другие сослались на свое отсутствие во время ссоры, третьи говорили, что об оскорблениях им известно с чужих слов.

После того, как по окончании расследования вина кормщика была доказана, царь прислал грамоту, в которой велел отправить Амирхана в Персию к шаху Аббасу вместе с направлявшимся туда русским посольством [1: Л. 21]. За оскорбление себя и своей семьи Михаил Федорович просил у шаха смертной казни для Амирхана «чтоб на то смотря иным так не воровать» [2: Л. 45]. Поскольку царская грамота с этим распоряжением пришла уже после того, как посольство отбыло в Персию, Амирхан был помещен в тюрьму, где находился в ожидании следующего посланника.

Источники:

  1. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф.77. Оп.1. 1642. Д.1-3. 62 Л.
  2. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф.77. Оп.1. 1645. Д.1. 489 Л.

 

З.Н. Кириллова

Русские заимствования в кряшенских говорах

 

В говорах кряшен (крещеных татар) бόльшую часть заимствований из других языков составляют русские заимствования. Как и в татарском литературном языке и в диалектах татарского языка, русские слова, заимствованные до начала XX века, подверглись сильным изменениям и подчинены закономерностям татарского языка. Например: рожь – арыш, соха – сука, мох – мүк, бревно – бүрәнә, солома – салам, озимые – уҗым, решётка – эрәшәткә, скирда – эскерт, капуста – кәбестә, творог – тугарук, варенье – баринҗа, печенье – пичинҗә, насилу – начылый, шарф – шарып, племя – пеләмә и др. Как видно из примеров, при заимствовании русских слов имели место добавление гласного звука в начало либо середину слова, выпадение конечного гласного, палатализация твердых гласных, а также звуковые соответствия х~к, ф~п, ж~ш, з~җ и т.д.

В говорах крещеных татар довольно много заимствованных слов, относящихся обычаям и праздникам христианства. Например: рождество – раштуа / раштыва, пасха – паскы, петров день – питырау / питрау, ильин (день) – элҗин (көн), поп – пуп, поминки – пуминка, венчать – минчәт и т.д.

В кряшенских говорах особенность употребления русских заимствований ярко выражена в личных именах. Русские имена в разговорной речи уподобляются татарскому произношению и подвергаются различным звуковым изменениям. Например: Катя – Кәтүк, Павел – Пауал, Николай – Микулай, Максим – Мәкчем, Пелагея – Палук, Осип – Учып, Оля – Үлүн и т.д. У кряшен многие личные имена используются в нескольких вариантах, за счет аффиксов -кай/-кәй, -ка/-кә, -кый/-ки, -ый/-и, -ай/-әй, -уш/-үш, -ук/-үк таких вариантов становится еще больше: Евдокия – Әүдеки, Аудыкай, Аудый, Аудатья, Аудат, Аудук, Әүдүк, Аудуш; Михаил – Микайла, Микуш, Микук, Микай, Микәй; Наталья – Наталҗа, Натай, Натка, Натуш, Натуша и др.

Таким образом, в кряшенских говорах имеет место большое количество русских заимствований, подверженных сильным звуковым изменениям.

 

М. А. Козинцев

Письма, написанные от имени императора Иоанна Антоновича, в подборке документов османского историографа XVIII века Кесби

 

Османский чиновник, писавший под псевдонимом Кесби, известен как автор компилятивного сочинения «Ибретнюма-йы девлет» («Наставление государству»). В данном историографическом труде, один из списков которого хранится в арабографичном фонде ИВР РАН (шифр B 747), с опорой на официальные документы описываются в основном отношения Османской империи с Россией и государствами Европы в XVIII в. Значительное внимание уделяется Крымскому ханству, его истории, культуре, а также политической и военной роли в международных отношениях. Однако круг интересов Кесби и его возможности пользоваться архивными материалами, несмоненно, не ограничивались крымской тематикой. Множество собранных им документов сохранилось в составе рукописи TY, 5943 из Библиотеки Стамбульского университета. Среди них есть несколько переводов на османский язык грамот русских императоров, а именно: Петра I, Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны, Екатерины II. Кроме того, Кесби включил в свою подборку два документа, подписанных именем императора Иоанна III, т. е. Иоанна VI Антоновича (1740–1764). Это трехстатейный русско-турецкий договор от 25 сентября 1741 г., а также краткое письмо от имени младенца-императора, датированное 24 мухаррама 1154 г. х. (10 апреля 1741 г.). Представляется, что данные эпистолярные источники до настоящего времени не введены в научный оборот в отечественной исторической науке.

 

Т.О. Кураксина

«Сопоставление персонажей Мюмтаза и Рауфа в знаковых романах турецких авторов ХХ века»

 

Идеи многих турецких писателей XX века в той или иной степени были связаны с ключевыми проблемами республиканской Турции – государства, которое всегда находилось на стыке культурных доминант Востока и Запада. Так, например, в творчестве крупнейших турецких писателей первой половины XX в. – Сабахаттина Али и Ахмеда Хамди Танпынара – мы можем увидеть целый ряд тем, волновавших турецких мыслителей того периода. В этой связи особый интерес представляет сопоставление персонажей из ключевых романов данных авторов, а именно — сопоставление Мюмтаза и Рауфа в знаковых романах турецких авторов ХХ века — «Покой» Ахмеда Хамди Танпынара и «Мадонна в меховом манто» Сабахаттина Али. Роман «Мадонна в меховом манто» представляет собой историю Рауфа-эфенди. В значительной степени роман написан в виде личного дневника главного героя, где Рауф описывает свою жизнь в Турции и Германии, и повествует читателю о своих духовных поисках и терзаниях. Роман «Покой» Ахмеда Хамди Танпынара – еще один знаковый роман турецкой литературы XX века. Герои романа задаются традиционными для турок вопросами самоопределения.

 

Б.Х. Кушхов

Советская позиция по тувинскому вопросу в первой половине 1920х годов: переход от неопределённости к признанию

 

В первой половине 1920х годов в советской политике в адрес Тувы можно наблюдать два основных этапа: изначально РСФСР поддерживала стремление к самоопределению народов Тувы [1: 6], вместе с тем не стремясь признавать республику Танну-Тува [5: 58]. Неопределённость проявлялась и в позиции РСФСР по возможному включению Тувы в состав Монголии [5: 56]: советские представители не исключали подобный сценарий, но рекомендовали отсрочить его, ограничившись в ближайшей перспективе взаимным признанием двух стран [5: 54]. К 1924 году, однако, позиция значительно изменяется: СССР идёт на официальное признание Тувы и, путём политического давления, добивается его и от Монголии [4: 111]. Данное исследование посвящено анализу основных причин существования разных позиций по данному вопросу в разные хронологические промежутки, равно как и объяснению ключевых факторов, определивших переход между этими двумя позициями.

На первом этапе стремление сохранить неопределённый статус Тувы объяснялся неопределённостью послереволюционного административно-территориального устройства в России, а также желанием советского руководства проиллюстрировать соседним народам свой отказ от имперской политики на Востоке и своё уважение к принципу национального самоопределения с целью расположить к себе революционные круги этих стран. Немаловажной причиной поддержания «двойственной позиции» по тувинско-монгольским спорам было сочетания так называемой «Проблемы рычагов влияния» на тувинскую политическую элиту и нежелание окончательно отказывать по-прежнему недостаточно лояльному монгольскому руководству [4: 59]. Проблема «рычагов влияния» заключалась в неизбежной интеграции тувинской революционной партии в МНП, куда менее управляемую и лояльную России на тот момент. Помимо этого, имело место нежелание СССР осложнять отношения с китайскими революционерами путём конкретизации любого статуса Тувы, а также неопределённость будущих административно-территориальных перемен в Китае [2: 162].

Перемены в отношении СССР к тувинскому вопросу наступают в 1924 году. Советский Союз требует от Монголии отказа от планов инкорпорации Тувы по двум причинам: во-первых, монгольское руководство пополнилось лояльными СССР политиками и уже в большей степени было зависимо от Москвы [5: 59], а во-вторых после подписания Советско-китайского договора 1924 года, в котором СССР признавал статус Монголии в качестве автономии Китая, передача Тувы Монголии означала бы признание подобного статуса и за Тувой. Из-за этого СССР стремился выносить статус Тувы за рамки переговоров с Китаем по «Монгольскому вопросу» [3: 212]. Попытка инкорпорации Тувы Советским Союзом также не проводилась из-за нежелания обострять отношения с Китаем.

Решение о признании Тувы было вызвано подготовкой Гоминьдана и КПК в Китае к свержению «клик» и «центрального правительства». В СССР предполагали, что Тува станет или буферным государством между послереволюционным Китаем и СССР [3: 431], или же войдёт в «Китайскую федерацию», которая возникнет на его территории.

Литература:

  1. Кузьмин, С. Л. Урянхайский вопрос и монголо–тувинские отношения в начале XX в. // Вестник КИГИ РАН. –2018. –№3. –С.3–12.
  2. Лузянин, С. Г. Россия – Монголия – Китай в первой половине XX в. // Москва: ИДВ РАН, 2003.
  3. Моллеров, Н. И. Советско–тувинские отношения: 1917–1944 гг. / Диссертация по ВАК РФ 07.00.02. –2005. 465 стр.
  4. Рощин, С. К. Политическая история Монголии // Москва: ИВ РАН, 1999.
  5. Саая, С. В. Внешнеполитическая позиция Советской России в вопросе о международном статусе ТНР в первой половине 1920х годов // Вестник ТГУ. Социальные и гуманитарные науки. –2009. –№1. – С.54–61.

 

Э.Е. Лебедев

Об образовании и семантике некоторых составных аффиксальных форм глагола в чувашском языке

 

В системе глагольных форм чувашского языка присутствует определенное количество составных аффиксов, присоединяемых к основе. Формы, образуемые этими аффиксами, создаются по определенным схемам и относятся к разным категориям глагола. Составные аффиксы могут образовываться посредством сочетания различных падежных аффиксов с формами, так называемых, причастий. Среди подобных форм представлены, прежде всего, причастие прошедшего времени с показателем –нă/-нĕ, и причастие будущего времени с показателем -ас/-ес. Составные аффиксы отмечены также и у деепричастий, образование которых произошло при участии либо падежных аффиксов, либо – послелогов. Несколько другая модель создания составных аффиксов представлена у сложных времен глагола. Здесь наблюдаются сочетания форм со значением времени и деепричастия с аффиксом прошедшего времени: -атт/-етт, -сатт/-сетт или сочетания временных форм с аффиксом –ччĕ: -нăччĕ/-нĕччĕ и др. Наконец, имеется форма, образованная при помощи составного аффикса –асшăн/-есшĕн с модальным значением желания. Этот составной аффикс возникает в результате сочетания формы причастия будущего времени с показателем –ас/-ес и падежного аффикса –шăн/-шĕн. Таким образом, в чувашском языке существует три способа образования составных аффиксов, присоединяемых к основе глагола: при помощи аффиксов различных падежей (или послелогов), путем сочетания аффиксов со значением времени, при участии аффикса –ччĕ. Получившиеся посредством составных аффиксов формы передают модальные, временные, таксисные и падежные значения.

 

И.Р. Лученков

Проблематика водной безопасности в рамках суверенного курса

Турецкой Республики (1923-2021).

 

Данный доклад посвящён детальному изучению особенностей турецкой водной политики, стратегическими задачами которой является обеспечение энергетической независимости и продовольственной безопасности страны. Подобные задачи стали основной курса государственного планирования в 1920–1950 гг. На заре Турецкой Республики для осуществления этих целей были созданы Министерство общественных работ в 1920 г. и Управление по обследованию и освоению электроэнергетических ресурсов в 1935 г.

Систематическое освоение водных ресурсов началось в 1950-х гг. после создания Главного управления государственных гидротехнических сооружений. В свою очередь принятие новой Конституции Турецкой Республики в 1961 г. предопределило стратегическую задачу по преодолению разрыва уровня жизни между западом и востоком страны. Данное обстоятельство послужило началом затяжного водного конфликта между Турцией, Сирией и Ираком.

Стоит отметить, что нефтяной кризис 1970-х гг. придал дополнительный импульс развитию гидроэнергетического потенциала страны, выраженного в поиске альтернативных нефти и бурому углю источников энергии.

В 1950–1980 гг. ещё большее внимание уделялось социально-экономическому развитию плодородных земель Юго-Восточной Анатолии, составляющих пятую часть сельскохозяйственных угодий Турции, орошение которых осуществлялось за счет использования водного потенциала рек Тигр и Евфрат. В этой связи был реализован проект «Нижний Евфрат» по строительству ряда плотин на Евфрате для увеличения выработки гидроэлектроэнергии и расширения ирригационных систем, что в свою очередь стало очередным фактором нестабильности на Ближнем Востоке: изменение течения рек Тигра и Евфрата обострило отношения с Сирией и Ираком, развернувших в 1970-е гг. на всём протяжении турецкой границы свои войска.

В контексте исследования также стоит уделить значительное внимание обеспечению пресной водой Стамбула, Анкары и других крупнейших городов Турции, расположенных на побережье Эгейского моря. C начала 1990-х гг. по сегодняшний день в контексте экономической либерализации и расширения европейской интеграции наблюдается постепенный рост частной инициативы, направленной на развитие гидротехнической отрасли при активном финансировании западноевропейских и североамериканских инвесторов.

Ситуация кризиса водной безопасности в Восточном Средиземноморье взаимосвязана на структурном уровне не только с арабо-израильским конфликтом вокруг реки Иордан, но и на проблеме трёхсторонних турецко-сирийско-иракских отношений, акцентируя внимание на том, что Турция в рамках своей суверенной стратегии зачастую применяет обсуждение проблематики перераспределения водных ресурсов как метод принуждения. Так, например, потребовав в 1987 г. от Сирии полностью отказаться от поддержки Рабочей партии Курдистана в обмен на увеличение квоты на использование вод реки Евфрат. Аналогичная ситуация вокруг нильского кейса также приводит к дестабилизации всего Ближнего Востока и Северной Африки.

Стоит обратить внимание на концепцию «Евразийской дуги нестабильности» с целью оценить её применимость для изучаемого кейса и влияние на трансконтинентальную политику, макроэкономические связи, реализацию местных гидротехнических проектов.

Выводом данной работы служит прогнозирование дальнейшего сценария развития событий: эскалация вооруженного конфликта за обладание пресноводными источникам или постепенная транснациональная кооперация на манер сотрудничества между Сирией и Ливаном вокруг использования ресурсной базы реки Аль-Аса. В подтверждение этому служит тот факт, что на сегодняшний день не существует всеобъемлющего соглашения по использованию водных ресурсов бассейна Тигра и Евфрата.

Ключевые слова: Турция, Тигр и Евфрат, водные ресурсы, гидротехнические и ирригационные проекты, национальная безопасность.

 

 

А.С. Митряшкин

Татары-Липки во Второй Польской Республике (по материалам арабской печати)

 

Процесс образования на обломках крупнейших европейских империй новых государств после окончания Первой Мировой войны привлёк пристальное внимание арабских писателей, журналистов и учёных того периода. Это объяснялось их стремлением, с одной стороны, познакомить общественность своих стран с явлениями новой политической реальности, а с другой, в условиях иностранного управления, изучить и перенять определённый опыт национального строительства. Особый интерес они проявляли к этноконфессиональной политике формирующихся стран Восточной и Центральной Европы, в первую очередь, взаимоотношениям правительства и различных мусульманских меньшинств. В это время на страницах нескольких известных арабских газет и журналов выходит ряд публикаций, целью которых является освещение истории, социально-экономической, политической и культурной жизни единоверцев, находящихся на периферии земель «Дар ал-Ислама». Одним из таких народов были польско-литовские (или белорусские) татары, большая часть которых в межвоенный период оказалась в составе независимой Польши, присоединившей в 1919-1921 гг. территории Западной Белоруссии и Виленского края – традиционных земель проживания данной этнической группы.

В работе анализируются 6 статей, опубликованных в таких крупных арабских периодических изданиях 1-ой пол.XX в., как ал-Хилал, ал-Маджалла ал-Джадида, ар-Рисала и ал-Магриб. Обращение в рамках обозначенной темы именно к арабской прессе обусловлено, прежде всего, ее высоким информационным потенциалом, важным для дальнейшего развития этнографических исследований рассматриваемого региона в довоенную эпоху. Кроме того, сведения, полученные из публикаций арабских авторов, позволяют расширить имеющуюся фактологическую базу о контактах польских мусульман со странами Ближнего Востока, а также осветить весьма оригинальные точки зрения касательно происхождения татар-липок и истории их расселения на территории восточноевропейских государств.

Краткие выводы по итогам проведенного исследования:

  1. В беседах с арабскими журналистами татары-липки неоднократно именовали предвоенные 1930-е гг. как «Золотой век ислама в Польше».
  2. Татары всегда указывали на отсутствие каких-либо притеснений со стороны центральных властей, а также отмечали факт постоянной поддержки мусульманской общины польским руководством. Многие из них даже рассчитывали после реформы избирательного закона получить места в национальном парламенте.
  3. Татары считают себя частью польской нации, но не мыслят себя вне рамок исламского мира, постоянно говоря о необходимости более тесного взаимодействия со странами Ближнего Востока. Как тюрки, они испытывают особое тяготение к Турции, откуда чаще всего начинают свой путь в хадж, и гордятся тем, что еще османские султаны уделяли внимание развитию ислама в Польше и что именно турецкий кади разрешал все крупные споры на их землях.
  4. Польские татары, в отличие от своих дальних соплеменников, пьют вино и не практикуют многоженство, сохраняя традиции, установленные еще в период правления литовского князя Витовта. Арабские авторы отмечали крайнюю консолидированность татарской общины в Польше, их стремление любым способом помочь друг другу. В решении различных юридических споров татары имели право обратиться в шариатский или польский светский суд, деятельность которого в северо-восточных провинциях страны регламентировалась законами Российской империи.
  5. В 1930-е гг. среди татар-мусульман окончательно искоренена неграмотность, однако доля людей с высшим образованием не превышала 15%.
  6. Арабская печать зачастую дает противоречивые данные об истоках появления польских татар, настаивая на формировании их первых поселений на территории Великого Княжества Литовского во времена наибольшей экспансии Золотой Орды в сер.XIII в., однако подобная точка зрения не подтверждается исследователями.

 

О.АНурыева

Полисемия имёнв лирике Махтумкули

 

Лирика Махтумкули предоставляет широкие возможности для  прослеживания особенностей в развитии туркменского языка в средневековье.

Слово Gün ‘Солнце’ в стихах Махтумкули употребляется в разных значениях (şu gün ‘сегодня’. Magşar gün ‘день в загробном мире’. Günden meşhur ‘Известней, чем Солнце’).

В первом примере слово gün обозначает промежуток времени с утра до вечера. Во втором премере говорится о часе, дне жизни, проводимых в загробном мире. В третьем случае слово Gün обозначает небесное тело. И этот последний, передаваемый смысл слова, является первостепенным. Остальные слова  являются переносными, и они приняли какую-нибудь сторону, какой-то оттенок смысла слова Gün ‘Солнце’, означающего небесное тело.

В стихотворениях Махтумкули встречается слово älem ‘вселенная’. Первое значение этого слова означает совокупность всех  видов материй на Земле и в космосе (külli älem ‘вся вселенная’). Второе значение слова älem, часто встречающееся в стихотворениях Махтумкули, означает поверхность Земли (älemde ‘во вселенной’).

В лирике Махтумкули можно встретить слово dünýä ‘вселенная’, синонимичное слову älem. Оно, во-первых,  имеет значение – весь мир, вся Земля. Во-вторых, слово dünýä означает эпоху, эру, время, период. Махтумкули употребляет это слово для передачи жизни на Земле (вu dünýä ‘этот мир’) и в загробном мире (оl dünýä ‘потусторонний мир’).

Слово dünýä, имеющее значения эпоха, эра, время, период берет своё начало от основного смысла этого слова, то есть от значения  весь мир, вселенная. В переносном значении слова dünýä имеется сходство с главным значением в плане пространства.

В стихотворениях поэта имеет место слово ýol ‘дорога’. Основным значением этого слова является область, полоса Земли, предназначенная для того, чтобы ходить (gözlerim ýoluňda ‘глаза мойи а на твоем пути’).

Слово ýol, в смысле жизненный путь, взявщее своё начало с основного значения этого слова, является переносным (ýol agyrdyr ‘жизнь тяжёлая’).

В некоторых случаях слово ýol имеет значение принципы, устремлённые в одном направлении и которых придерживаются люди (yslamyň ýoly ‘дорога ислама’. Yşkyň ýolunda ‘На  стезе любви’). Переносное значение слово ýol взяло своё начало с основного значения.

В исследованных стихотворениях Махтумкули встречается слово baş ‘голова’. В стихотворениях это слово  использовано, в основном, в прямом смысле, то есть, в смысле части тела людей и  животных ( başym aman ‘голова моя цела’).

С другой стороны, слово baş имеет значения “судьба, написанная на лбу”, учесть (saldy başymyza ‘на нашу голову’).

Помимо этого, в туркменском языке слово baş имеет значение  окрестность, вокруг, округа. Это значение тоже зафиксировано в стихах поэта (dag başynda ‘на верху горы’).

В стихотворениях имеет место слово baş в значении человек, личность (başyndan agar ‘Перевалит с его головы’).

Литература

  1. Махтумкули 1976 – Magtymguly. Saýlanan goşgular. Aşgabat, 1976, 678 s.
  2. Чунгаев, 1988 – Çöňňäýew Ý. Häzirki zaman türkmen dili. Leksika. Aşgabat,1988,118 s.

 

Е.А. Оганова

Особенности перевода рассказов Музаффера Изгю с турецкого на русский язык

 

Музаффер Изгю (1933–2017) – один из самых читаемых турецких сатириков второй половины XX – начала XXI вв., также широко известный как детский писатель и драматург. На сегодняшний день в Турции и за рубежом (в Великобритании, Германии, арабских странах и др.); издано более 150 книг М. Изгю (в России произведения писателя не публиковались), поставлено около 200 созданных им радиоспектаклей. Книги М. Изгю, преимущественно сатирические рассказы, издаются большими тиражами и пользуются популярностью среди читателей различных возрастов и социальных групп. Некоторые из произведений, написанных им для детей, входят в обязательную школьную программу Турции. О высокой популярности и народном признании автора свидетельствует и тот факт, что в Измире, где проживал писатель, его именем названа одна из улиц города.

Новеллистическое творчество М. Изгю охватывает широкий круг тем от межличностных отношений до актуальных социально-политических проблем, отраженных в основном в сатирическом ключе.

Перевод рассказов М. Изгю с турецкого на русский язык определяется рядом особенностей, представляющих значительные сложности для переводчика. Эти особенности можно сгруппировать следующим образом:

  1. Большое количество бытовизмов, грубо-экспрессивной лексики, народно-просторечных выражений, арго и пр.
  2. Большое количество междометий, многие из которых используются в авторской интерпретации.
  3. Большое количество союзов и союзных выражений.
  4. Большое количество звукоподражательных слов, не имеющих аналогов в русском языке.
  5. Большое количество образных выражений и фразеологизмов.
  6. Наличие специфических разговорных конструкций.
  7. Активно представленная игра слов, игра предложений.
  8. Скрытые метафоры.
  9. Аллюзии на современные М. Изгю политические и общественно-социальные реалии Турции.
  10. Большое количество национальных, культурных, религиозных и пр. реалий.
  11. Ироническое звучание практически каждого предложения.
  12. Особый стиль общения рассказчика с читателем.

Все вышеперечисленные особенности создают особый неповторимый стиль сатирических рассказов М.  Изгю, но требуют от переводчика кропотливой работы по поиску эквивалентов в русском переводе.

В докладе продемонстрированы некоторые переводческие решения для перевода «трудных мест», означенных выше.

 

А.М. Первушин

Тезисы к докладу «Образ турок и турецкая угроза глазами Мартина Лютера»

 

Падение Константинополя под ударами осман в 1453 году обозначило важную веху в мировой истории. Экспансия турок на европейском континенте стала весомым конфронтационным и одновременно интеграционным фактором формирования европейской этнической идентичности в целом и современных европейских наций в частности. Огромный научный интерес представляют реакции на становление Османской империи на рубеже XV–XVI веков современников тех событий — великих умов христианского Запада. Среди них одно из центральных мест занимают сочинения немецкого христианского богослова и церковного реформатора Мартина Лютера.

Представление о турках жителей средневековой и постсредневековой Европы часто проявляется в современном процессе изучения общих тенденций взаимодействия цивилизаций Востока и Запада. Так называемые «турецкие книги» Мартина Лютера, в которых тот рассуждает о необходимости войны против турок, не являются открытием для научного мира. Тем не менее, критически мало исследований, которые давали бы целостный обзор представления о турках в трудах Мартина Лютера. Данная работа — попытка восполнить недостающие пробелы. В ней проводится анализ позиции лидера немецкой Реформации по отношению к туркам и её развития через призму исторических событий начала XVI века.

Источниковая база этого исследования включает в себя не только «турецкие книги» Мартина Лютера, но и те его работы, которые выражают отношение к «турецкой угрозе» и зачастую остаются в стороне от научных изысканий современных исследователей. В их число входят даже знаменитые «95 тезисов».

В процессе анализа источников становится понятно, что мнение Мартина Лютера о турках не только развивается и преломляется под влиянием турецких завоеваний в Европе, но остаётся неоднородным даже в условиях опасной близости османской армии к немецким княжествам. Это подтверждается, с одной стороны, эволюцией взглядов Мартина Лютера на перспективу оборонительной войны с турками, а с другой стороны — незыблемой позицией по отношению к общему образу турецких завоевателей. Удивительно, в свою очередь, что общая неприязнь Мартина Лютера к туркам перекликается в его трудах с искренним интересом к ним же.

Выводы данного исследования доказывают также, что антитурецкие труды «отца немецкой Реформации» оказали немалое влияние на периоды противостояния политических сил католической и протестантской Европы и их консолидацию перед лицом Османской империи.

 

Е.В. Погуляева

Конструирование и функционирование мифа о языке в процессе нациестроительства

(на примере черкесской диаспоры Турции)

 

Язык, будучи естественной знаковой системой передачи информации и средством культурного накопления, одновременно тесно связан с процессом нациестроительства, так как выступает как один из основных маркеров этничности и один из инструментов развития национального сознания [2; 3; 9]. Связь языка и национализма стала возникать одновременно с развитием национализма как формы мышления, которая привела к появлению национальных государств в Европе [1; 7].

Конструирование единого национального языка осуществляется путем создания письменной традиции, унификации лексики и грамматики, распространения грамотности [1; 8]. В дальнейшем происходит процесс национальной мобилизации, когда проводятся различные кампании по увеличению численности вовлекаемых участников и формированию у них коллективной идентичности с конечной целью построения единой нации [6]. Язык может функционировать как инструмент мобилизации, становясь элементом общей национальной символики [6: 137] и объектом политизации.

В Турции под черкесами, как правило, понимаются все мусульмане, мигрировавшие с Кавказа [4]. Эти народы переселялись в Османскую империю на протяжении нескольких веков. В годы советского нациестроительства, когда на Северном Кавказе стандартизировались литературные языки, они проживали на территории Турецкой Республики и становились частью турецкого национального проекта. В настоящее время уровень владения этническими языками в диаспоре крайне низок, что связано, помимо прочего, с урбанизацией. В этих условиях черкесские (северокавказские) НКО являются главными проводниками мифа о национальном языке.

В зависимости от вариантов национальных проектов миф о национальном языке черкесов в Турции существует в разных вариациях. С одной стороны, адыгский язык часто представляется как единый [5], а адыгейский и кабардино-черкесский — как его диалекты; эти языки в диаспоре стремятся «объединить» и на практике — создаются общие варианты письменности, учебные программы и др. С другой стороны, в рамках «макронациональных» проектов происходят попытки объединения адыго-абхазских языков, а также языков других народов Кавказа, даже принадлежащих к другим языковым семьям, что возможно исключительно на уровне образа языка, но не на практике.

В процессе национальной мобилизации языковая проблематика проходит процесс политизации. В результате внутриполитических процессов последних десятилетий турецкие черкесы получили возможность открыто поднимать вопрос «родных» языков и взаимодействовать на эту тему с турецкими, российскими и международными политическими, правозащитными и другими организациями. Требования предоставления языковых прав, часто встраиваясь в европейский дискурс о правах меньшинств, фактически превращаются в национальные требования. Помимо этого происходит формирование в лице России и Турции образа «врага», который в представлении субъектов мобилизации намеренно осуществляет ассимиляцию «национального» черкесского языка.

Литература

  1. Андерсон, Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма / Пер. с англ.
  2. В. Николаева; Вступ. ст. С. Баньковской. — М.: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2001. — 288 с.
  3. Борисова, Н. В. Когда языки в огне: оспаривание языковых режимов как вызов балансу в межэтнических отношениях. — М: Политическая энциклопедия, 2017. — 189 с.
  4. Губогло, М. Н. Языки этнической мобилизации. — М.: Шк. «Языки рус. культуры», 1998. — 811 с.
  5. Цибенко, В. В. Микро- и макронациональная идентичность черкесской (кавказской) диаспоры Турции / В. В. Цибенко // Вестник науки Адыгейского республиканского института гуманитарных исследований имени Т.М. Керашева. — 2017. — № 12(36). — С. 196–201.
  6. Цибенко, В. В., Погуляева, Е. В. Создание черкесской письменности в России и Турции в контексте нациестроительства (XIX – начало XX вв.) // Человек и культура. — 2022. — № 1. — С. 51–61.
  7. Цибенко, В. В., Цибенко, С. Н. Технологии этнонациональной мобилизации в многосоставных обществах (на примере черкесов России и Турции) / Южный федеральный университет. М.: Издательство «Весь мир», 2021. — 208 с.
  8. Billig, M. Nations and Languages // Banal Nationalism. — London: Sage Publications, 1995. — P. 13–36.
  9. Joseph, J. E. Language and Politics. — Edinburgh: Edinburgh University Press, 2006. — 176 p.
  10. Kvilinkova E. N. The Gagauz Language Through the Prism of Gagauz Ethnic Identity // Anthropology & Archeology of Eurasia. — 2013. — Vol. 52. — No 1. — P. 74–94.

 

У. Полат

Анализ связи слов Töz-Tözlüg  и Bag-Baglıg, Uguş-Uguşlug, Yıltız-Yıltızlıg

в древнетюркском языке

 

Eski Türklerde töz önemli bir kavramdır, kaynaklardan edindiğimiz bilgilere göre Moğollardaki “ongun” inancına paralel olduğu kabul edilen “töz”, ataların tasvirlerinin yapılıp saklanması olarak yorumlanır. Sadece ataların ruhunun hatırası için değil aynı zamanda büyük ve ünlü kamların ruhları için yapılan tasvirler de vardır. Bu tasvirler keçeden, paçavradan, kayın ağacı kabuğundan veya hayvan derilerinden yapılabiliyordu. Çin kaynakları Göktürklerde de benzer uygulamaları “tanrıların tasvirleri” olarak kaydediyor, bazı araştırıcılar ise tözlerin putfetiş oldukları konusunda fikir ileri sürüyorlar. Fakat araştırıcılar Uygurların onları tanrılarının tasvirleri olarak değil, ölen yakınlarını temsilen ve onların anısına yaptıkları, tapınaklarda sakladıkları konusunda birleşiyorlar. Ayrıca Eski Türklerde tuğlarda kullanılan kıl ve tüylerin, sıradan bir canlıya ait olmadığı; bunların Totemist-Animist inanca göre bodunu veya boyu koruduğuna inanılan kutsal bir hayvanın, bir tözün parçası olduğuna ve Türklerce töz kabul edilen kotuz, at, kurt ve bazı kuş türlerinin kuyruk, tüy veya yelelerinin bayrak ve sancağın ana malzemesini oluşturduğuna dair bilgiler de mevcuttur. Bu çalışmada Eski Türklerde töz kavramının dışında kalınarak leksik bir birim olarak “kök, köken, esas, cevher, soy” anlamlı töz sözü ve sinonimleri olan bag, uguş, yıltız ayrıca +lIg, +lUg ekli türevleri üzerinde durulacak, genellikle dönem metinlerinde “töz yıltız, tözlüg yıltızlıg; töz uguş/uguş töz, tözlüg uguşlug” şeklinde ikileme olarak da tanıklanan bu leksik birimlerin kullanım farkları ve kullanım alanları tespit edilip incelenecektir.

Substance (töz) is very important concept for ancient Turks. According to some studies töz is similar to the “ongun” belief of the mongols. It means making and preserving depictions of ancestors. In addition to this substances are made not only for the memory of ancestors, but also for the souls of great and famous shamans. These depictions could often be made of felt, rags, beech tree or animal skins. Chinese studies said that these depictions were found in the Gokturks and they called these depictions “depictions of the gods”. Also some researchers think that substances were idolatry, but most of researchers don’t accept this, they agree that these depictions made for the soul of the ancestors. Furthermore it is believed that the hair and feathers used in symbols in ancient Tursk were not an ordinary living creature but a part of a sacred animal, a substance and according to totemist-animist belief these substances protect the nation. In this study, when  the concept of  ‘substance’ is excluded from Old Turks, “root, origin, substance, ore, lineage»  as a lexical unit, meaningful substance words and synonyms ‘bağ, ugus, yıltız’ and also its derivatives with +lig, +lug will be elaborated. The usage differences and the fields of these lexical units, which can be considered as reduplication in the texts of the period, will be analysed.

 

 

Ю.В. Псянчин

Дж. Г. Киекбаев  и  вопросы  классификации говоров башкирского языка

 

Первый доктор филологических наук из числа башкир,  языковед-тюрколог Джалиль Гиниятович Киекбаев (1911–1968) [Псянчин 2021:135–137]  известен в отечественной лингвистике не только как ведущий специалист по исторической  фонетике в области кыпчакских языков, но и своими работами по башкирской  диалектологии [Ученый и писатель … 2011:76–77]. В течение ряда  лет башкирские  языковеды ориентировались  на  классификацию диалектов, предложенную проф. Дж.Г. Киекбаевым еще  в 1958 г. Она была представлена в его статье «Башкирские диалекты и краткое  введение  в  их  историю» [Киекбаев 1958], опубликованной в сборнике статей «Ученые записки. Вып. III. Сер. Башкирская филология. №2» [БДУ. Ғилми яҙмалар…1958].

Итак, Дж.Г.Киекбаев признавал два диалекта: Южный и Восточный [Киекбаев 1958: 40–44].

Южный диалект распадается напять   говоров: а) основной южный говор, или Ик-Юшатырский говор  [Киекбаев, 1958: 46–47]; б) Средний говор, или Инзерско-Зилимский говор [Киекбаев 1958: 47–50]; в) Зигановский говор [Киекбаев 1958: 50–52]; г) Демско-Караидельский говор [Киекбаев 1958: 52–53]; д) Северо-Западный  говор, или  Смешанный говор  [Киекбаев 1958: 53–54]. Как видим, официально признаваемый сегодня Северо-Западный диалект башкирского языка здесь имеет лишь статус говора.

Восточный диалект состоит из четырех говоров: а) Ай-Яицкий говор [Киекбаев 1958: 55–56]; б) Сакмарско-Кызыльский говор [Киекбаев 1958: 56–58]; в) Аргаяшский говор [Киекбаев 1958: 59–61]; г) Синаро-Карабулакский говор [Киекбаев 1958: 61–66].

Классификация  говоров  Дж.Г.Киекбаева от 1958 г., является знаковой: по мнению другого башкирского языковеда Н.Х. Максютовой  она предваряет собой третий период в истории изучения диалектов башкирского языка [Максютова 1988:5]. Именно те идеи, которые были представлены в данной  статье, способствовали исследованию говоров в монографическом  плане. Это был первый в истории башкирского языкознания строго системный подход в классификации говоров родного языка.

В статье многопланово представлена фонетическая составляющая кажого говора. Все это отражено в нашем докладе.

Список литературы:

БДУ. Ғилми яҙмалар … 1958 — БДУ. Ғилми яҙмалар. III сығарылыш. Башҡорт  филологияһы  серияһы. № 2. Уфа, 1958. 265 с.

Киекбаев 1958 — Киекбаев Ж.Ғ. Башҡорт диалекттәре һәм уларҙың тарихенә ҡыҫҡаса инеш // Ученые записки БГУ. Вып. III. Башкирская филологическая  серия № 2. Уфа, 1958. С.37–80.

Максютова 1988 — Максютова Н.Х. Введение // Образцы башкирской речи. Ред. Н.Х. Максютова. Уфа, 1988. С.5–9.

Псянчин   2021 —  Псянчин Ю.В. Джалиль Киекбаев – первый доктор     филологии (к 110-летию со дня рождения) // Ватандаш (Соотечественник = Compatriot). 2021. № 10. С. 134 – 140.

Ученый и писатель … 2011 — Ученый и писатель Джалиль Гиниятович Киекбаев: Библиография. Уфа, 2011. 128 с.

 

С.Х. Рахматуллн

Религиозные культы тюркоязычных народов нижнего Прикамья

в раннем Средневековье

 

Территория Прикамья занимает обширную площадь, в которую в современный период входят такие субъекты Российской Федерации, как Пермский край, Удмуртская республика, частично же в эту область входят такие республики, как Татарстан и Башкортостан. В свою очередь Прикамье по территориальному признаку также подразделяется на Верхнее Прикамье, Среднее Прикамье и Нижнее Прикамье. Рассматривая же ранний средневековый период, то отметим, что на этой территории существовало крупное и развитое государство – Волжская Болгария, которая являлась концентрацией тюркоязычного населения – так называемых болгар[1].

Религиозные культы в раннем средневековье на территории Волжской Болгарии имели чаще всего языческий характер. Многие культы проникали на территорию Нижнего Прикамья извне, например, по соседству с проживающим населением. К примеру, у волжских болгар происходили активные интеграционные процессы с финно-угорским населением. Интересно то, что данная интеграция была отчетливо заметна современными учеными-историками и археологами, которые занимались изучением археологических и этнографических памятников. Данная интеграция населения Волжской Болгарии с финно-угорским населением сказывалась, к примеру, на погребальных обрядах, где были заметны финно-угорские погребальные ритуалы. Данная тенденция объяснялась тем, что на территорию Волжской Болгарии активно проникали финно-угорские народы и компактно проживали с местным населением, тем самым происходил некий культурный обмен.

Говоря же о самих культах, отметим, что у болгар имело место быть поклонение деревьям. Болгары считали, что на ветвях деревьев обитают различные божества. И поэтому бывало, что болгары могли развешивать плоды на деревьях, либо же приносили жертвы и т.д.[2]

Особо стоит отметить распространение у болгар культа огня, солнца, молнии. Об этом явным образом свидетельствуют бытовавшие у болгар предметы, где имелись солярные орнаменты, знаки и символы в виде огня и т.д. Интересно также то, что вода тоже считалось ценнейшим культом для болгар. Культ воды был заметен по расположению болгарских и татарских кладбищ, которые располагались за рекой. Таким образом болгары стремились оградить свое жилище от душ ушедших. Останавливаясь на ушедших, рассмотрим такие культы, как культ предков и культ святых, где особое внимание оказывалось к памяти умерших людей. Со святостью отожествлялись старейшины рода, племени, религиозные служители, к могилам которых поклонялись люди.

Также выделялся культ животных, в который входили представители местной фауны. Данный культ мы можем заметить в различных предметах, изготавливаемых болгарскими мастерами. Некоторые виды украшений, где имелись зооморфные элементы, использовались как амулеты, либо же как обереги. Кроме этого, в некоторых бытовых предметах также находят следы культа животных, например, в замках, форма которых могла напоминать тело коня или барса[3].

Стоит отметить, что такие культы постепенно начинают уходить на второй план. Это было следствием принятия ислама Волжской Болгарией в 922 г. и его распространение по всей территории государства. Тем не менее, культовые традиции сохранялись и даже бытовали некоторое время, доказательством которого может служить обнаружения археологами различных предметов, где прослеживается какая-либо культовая обрядность.

 

 

С.Ш. Сатучина

Интерпретация фрагмента картины Ганса Гольбейна «Мертвый Христос в гробу» с помощью богословского турецкого сочинения Фурати «Сорок вопросов».

 

Внимание данной статьи (в рамках проходящей конференции), направлено на рассмотрение некоторых религиозных вопросов, предложенных иудейскими учеными Мухаммаду. Ответы пророка на эти вопросы зафиксированы в богословском сочинении турецкого ученого XVI века Фурати «Сорок вопросов» (Кырк сюаль). Автора статьи интересуют ответы на такие вопросы иудеев как: о чреве рыбы, в котором лежал пророк Иона; о тех, кто разговаривал еще во чреве своей матери; о рыбе, на спине которой держится мир; о рыбе, ожившей во время «небесной трапезы» молитвой Иисуса; о Фараоне, утонувшего в водах моря. О тех пророках, которые несколько раз были убиты, но вновь оживали. И о тех пророках, которые не умерли на земле, а вознеслись на небо.

В картине Ганса Гольбейна Младшего «Мертвый Христос в гробу» (1521-1522), изображено тело Иисуса с вытянутым средним пальцем, указывающим направление к тайне.  Если мы взглянем на фрагмент руки со стигматом и указанным жестом, застывшим на уровне бедра Христа, то ниже под ним мы можем разглядеть мелкую складку драпировки, оттененную в форме латинской буквы «N». Трудно найти статью, в которой бы обращалось внимание на этот скрытый знак, но подобные детали расширяют наши представления о том, что мы вправе наблюдать как исследователи, и что ощущается нами как знание. Известно, что Гольбейн Младший, как создатель серии гравюр «Пляска смерти», разработал «Алфавит смерти», где под латинской буквой «N» поместил изображение богача «The Rich man/Miser», с сопровождающим текстом: «Но Бог сказал ему: «безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?». Продолжение стиха следующее: «Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет» (Евангелие от Луки; 12: 20-21).

Таким же образом и промысел появления рыбы «Нун» (ﻥ) в преданиях о пророках, состоит в обращении внутрь себя при погружении на глубину созерцания. Природа Христа соотносится с тайной этой внутренней жизни, являясь самостью, связанной с удовлетворением единственной страсти — жажды познания. Благодаря чему человеком и обретается «из сокровищницы Аллаха», затем поднимается на поверхность земли для спасения народов, чтобы не оказались они в своей несправедливости среди «потопленных».

 

Г.А. Серкина

К вопросу о происхождении кухонной чаши – пиалы и современных ритуальных сосудов тюрков

 

Среди кухонной утвари современных тюркоязычных народов имеются сосуды, возраст которых уходит в глубокую древность. Речь идет о бытовой чаше — пиале, которая пользуется особенной популярностью среди тюрков Средней Азии, Казахстана и Центральной Азии, а также среди монгольских народов. Другим древнего происхождения сосудом является якутский чорон (чороон), который используется в ритуально-обрядовой жизни. Чорон на сегодняшний день — это довольно массивная емкость, хотя, чем глубже по времени смотреть чороны, то они приближаются по своей форме к пиале. В свою очередь, прототипом пиалы послужил человеческий череп – его сферическая часть. К слову, черепу обязан своим появлением и котел (казан), столь популярный у кочевников разных времен. Использовать череп в качестве чаши человечество стало уже на заре своей юности. Скорее всего, использование черепа в качестве чаши явилось побочным продуктом каннибализма, только через толщу прошедшего времени теперь затруднительно рассмотреть и определить – это был обычный каннибализм (утоление голода) или ритуальный. Можно предположить, что находки черепов в пещерах — жилищах ранних людей, уже тогда могли служить неким подобием чаш. Ведь для древнего человека мерилом всех вещей, отправной точкой освоения окружающего мира служило его собственное тело. Судя по этнографическому материалу современных архаизирующих культур, позволяющему реконструировать культурные реалии первобытных народов древности, первыми базовыми цветами в складывающейся картине мира ранних людей стали белый, черный и красный – цвета организменных жидкостей и волос. Поэтому череп как чаша – из этого же ряда.

 

К.А. Слипчик

Отношения Турции и ЦА на современном этапе

 

Вслед за распадом СССР и появлением новых независимых государств, Центральная Азия, бывшая в XIX в. важнейшим объектом геополитического противостояния великих держав (Российской и Британской империи), вновь вернулась в геополитику. При этом новые независимые государства сами стали субъектами геополитики, самостоятельно выстраивающими линию внешнеполитического поведения и борющимися за влияние в регионе и в Евразии в целом. Некоторый геополитический «откат» России из региона в 1990-е годы неизбежно привел к активизации на этом направлении таких крупных игроков, таких как США, ЕС, Китай.

Турецкая Республика особенно выделяется среди всех стран. Анкара постоянно обращалась к «общим тюркским корням» и при этом считала, что может помочь странам Центральной Азии осуществить поставки своей продукции в Европу. Турецкая Республика поставила цель стать региональной державой, воспользовавшись ситуацией.

На основных принципах и слиянии идей пантюркизма, пантуранизма и тюркизма возник неопантюркизм. Пантюркизм можно считать одним из ответвлений идеологии пантуранизма, который подразумевает общее происхождение всех тюркских народов на территории «великого Турана». Пантюркизм в самом широком смысле – «это идеологическое, политическое и до некоторой степени культурное движение, нацеленное на достижение большей степени единства между всеми тюркскими народами вплоть до создания конфедерации тюркских государств или даже тюркской федерации».

В наше время сторонниками пантюркистской идеологии в Турции считаются ультраправая консервативная политическая партия «Партия Националистическое движение» (ПНД) и военное крыло ПНД – националистическо-радикальная группировка «Серые волки».

Внешняя политика современной Турции в отношении государств с преобладающим тюркским населением характеризуется как «неопантюркизм». На официальном уровне руководство Турции отрицает предположения о приверженности пантюркистской концепции. Провозглашение «пантюркистских идей» в официальных заявлениях осложнило бы отношения Турции с другими государствами. Турция не достигла большого успеха в сфере культуры, а также ей не удалось добиться той степени близости тюркоязычных государств к Турции и той степени объединения их в этих сферах, на которое она рассчитывала.

В последнее время между тюркскими странами проводятся саммиты на самом высоком уровне, но это не означает создания союза тюркоязычных стран. В такой ситуации реализация в жизнь каких-либо радикальных вариаций пантюркизма невозможна.

 

Д.А. Соловьева

Казахи в Российской империи: феномен полиюридизма

 

В рамках полиюридизма в казахской среде XVIII и XIX веков, происходило взаимодействие трех правовых систем: адата, шариата и российского законодательства. Интерес представляет развитие данных правовых систем, определение их связи и влияния на современную правовую систему Казахстана.

Противоречия первоначально проявились между народной правовой системой (адатом), и мусульманской (шариатом). Адат действовал в среде кочевников, не являвшихся столь рьяными последователями ислама, как оседлое население Центральной Азии, шариат же распространял свое влияние на тех казахов, которые с течением времени осели, либо столкнулись с исламской правовой системой, взаимодействуя с оседлыми мусульманами Центральной Азии. С 1730-х начинается присоединение Казахских жузов к Российской империи, которое окончательно завершится к 1865 г. Это время ознаменовало начало попыток русской власти повлиять на вершение правосудия и ввести русский суд. Так мы наблюдаем появление третьего источника права в полиюридической системе казахов.

На первый взгляд, этот феномен усложняет правовой процесс. Разные системы, в теории, противоречат друг другу и вступают в конфликт, который приводит к ухудшению социально-экономического положения населения, потере им понимания законности. Однако в действительности именно правовой плюрализм смягчал напряжение в обществе, позволял населению легче адаптироваться к меняющимся правовым реалиям после череды реформ девятнадцатого столетия. Процесс внедрения российского законодательства, чуждого казахам, сопровождался седентаризацией кочевого населения. Два настолько серьезных преобразования жизненного уклада должны были быть сглажены благодаря сохранению традиционных норм и судов. В противном случае интеграция казахского общества в Российскую империю была бы попросту невозможна.

Таким образом, полиюридизм казахов есть явление многогранное и необходимое. Его отголоски прослеживаются и в современном законодательстве Казахстана. А это предполагает широкое поле для научных изысканий.

 

Л.В. Софронова

Лингвостилистические особенности политической речи

(на материале публичных выступлений президента Турции Р.Т.Эрдогана)

 

В настоящее время общественно-политический дискурс вызывает значительный исследовательский интерес как бурно развивающийся пласт языка. Публичные выступления политиков, и, в частности президентов государств, часто становятся объектом рассмотрения в ряде работ по политической лингвистике. При этом политические речи анализируются как на вербально-семантическом уровне, так и на когнитивном или прагматическом.

Политические речи президента Турции Р.Т.Эрдогана, особенно его выступления перед турецким народом, отличаются повышенной эмоциональностью и экспрессией, и призваны достичь максимально возможного воздействия на аудиторию с целью убеждения ее в своей правоте и в правильности курса, проводимого правящей партией. Вследствие этого оратор использует широкий арсенал лексических и синтаксических средств выразительности, среди которых метафоры, фразеологизмы, архаизмы, неологизмы, иностранные заимствования, риторические фигуры (риторические вопросы, восклицания, обращения, инверсия), средства экспрессивного синтаксиса (синтаксический параллелизм, анафора, эпифора, полисиндетон, антитеза, градация, парцелляция и др.). Причем, для стилистики политической речи весьма характерно явление конвергенции, под которой подразумевается комбинация ряда стилистических приемов для достижения определенной прагматической цели. Речам Р.Т. Эрдогана присуще сочетание лексико-синтаксических повторов с анафорой и эпифорой, полисиндетоном, антитезой.

Стилистический прием синтаксического параллелизма широко распространен в рассматриваемых текстах выступлений. Это могут быть повторы однородных членов предложения (подлежащих, сказуемых, дополнений, обстоятельств времени и места), выраженных, например, причастными оборотами в составе определительной группы или деепричастными оборотами. Либо повтор одной и той же синтаксической конструкции может быть осуществлен в рамках ССЦ (сложного синтаксического целого). В силу особенностей грамматико-синтаксического строя турецкого языка как языка агглютинативного типа некоторые средства экспрессивного синтаксиса не получили широкого распространения в турецком политическом дискурсе, как, например, хиазм, эллипсис, анадиплосис.

Особую роль в публичных выступлениях Р.Т.Эрдогана играют фразеологизмы с религиозным компонентом (inşallah, hamdolsun), которые эмоционально подкрепляют обращения к аудитории или же придают дополнительную экспрессию, акцентируя мысль оратора, будь то утверждение позитивных действий правительства, либо обличение деструктивной деятельности оппозиции. К тому же оратор, обращаясь к этим фразеологизмам как элементам разговорного языка, создает некую доверительную атмосферу своего общения с аудиторией.

Президент Р.Т.Эрдоган умело использует в своих выступлениях дейктические элементы и, прежде всего, персональный дейксис. Так в текстах его выступлений преобладает местоимение «мы», которое по-разному трактуется оратором в зависимости от контекста. Например, под «мы» может подразумеваться президент и народ его страны, президент и руководство государства или же президент и аудитория перед ним. Это местоимение может также использоваться в противопоставлении «они», трактуемым как внутренняя оппозиция, внешние враги (терроризм) или же некоторые политические оппоненты на международной арене. В то время как под субъектом «вы» оратор имеет в виду непосредственно аудиторию или же некую группу людей, к которой он обращается в данном пассаже своей речи. Употребление личного местоимения первого лица единственного числа «я» присуще приветственному обращению в начале выступления и заключительному его абзацу, где обычно содержатся пожелания присутствующим и всему народу. К местоимению «я» президент также прибегает при ссылке на собственные суждения, когда хотел бы подчеркнуть свои надежды и веру в будущее страны и осуществление намеченных планов или же выразить соболезнования по какому-либо случаю и пожелания здравия.

Таким образом, арсенал стилистических средств, используемых в политических речах президента Турции Р.Т.Эрдогана, обширен и разнообразен, их набор зависит от прагматических целей, преследуемых оратором, и грамматико-синтаксической специфики турецкого языка.

 

М.А.Таганова

Словообразовательное гнездо со словом ruh ‘дух’ в туркменском языке

 

В туркменском языке зафиксировано два слова ruh. Первое слово ruh имеет значение:‘1) дух, внутреннее состояние; 2) рел. дух, душа’. По своему происхождению оно является заимствованным из арабского языка. Это производящая основа 19 слов в туркменском языке, образующая разветвлённое словообразовательное гнездо. В него входят следующие слова: ruhana ‘человек, имеющий воодушевлённость, духовность’, ruhanalyk ‘содержащий в себе черты воодушевлённости, духовности’, ruhany ‘духовное лицо, служитель культа, священник’, ruhanylyk ‘быть духовным лицом, служителем культа, священником’, ruhanylar ‘духовенство’, ruhlan— ‘воодушевляться, вдохновляться’, ruhlandyryjy ‘вдохновитель; дающий вдохновение, дающий силу’, ruhlanmaklyk ‘воодушевление, вдохновение’, ruhlanyş ‘вдохновление’, ruhly ‘имеющий вдохновение; одухотворённый’, ruhsuz ‘невесёлый’, ruhsuzlan- ‘падать духом, быть невесёлым’, ruhsuzlanmaklyk ‘падение духом, невесёлое настроение’, ruhsuzlanyş ‘процесс падения духом’, ruhubelent ‘вдохновенный’, ruhubelentlik ‘вдохновлённость’, ruhuýet ‘свод понятий, связанных с внутренним миром человека’, ruhy ‘духовный’, ruhnama ‘книга о духовности’.

Данное слово встречается в таких выражениях, как ruhy ýeňillik ‘хорошее настроение’, ruhdan düşmek ‘падать духом, унывать, вешать голову’, ruhdan düşürmek ‘заставить кого-нибудь падать духом, не проявлять интерес’, ruhdan düşmezlik ‘не позволять себе падать духом’, ruhy galkynmak ‘быть возвышенным духом’, ruhy göçmek ‘наслаждаться’, ruhuny götermek ‘поднять дух, поднять настроение’, ruhy öçmek и ruhuňöçmek ‘побледнеть, почувствовать себя нездоровым’ или ‘из-за сильного испуга побелеть, побледнеть’, ruh bolup galmak и ruha dönmek ‘очень сильно  похудеть’.

Второе слово ruh является названием шахматной фигуры — ладьи.  В туркменском языке оно не участвует в словообразовательном процессе и относится к “бездетным” словам.

 

С.М. Терещенко

Система штрафов и наказаний в Османской империи в XVI веке на основании канун-наме Сулеймана I

 

Эпоху Сулеймана I долгие годы будут вспоминать как период расцвета Османской империи, а сам султан войдет в историю как Законодатель — Кануни. Подобное восприятие было связано с правовыми реформами, оформлением государственных институтов, активностью государственных служащих. В этот период происходит пересмотр и систематизация действовавших законов империи. Законодательная деятельность, которая велась на протяжении всего существования империи, была упорядочена и сведена воедино при Сулеймане I; после него султанское правотворчество уже не было столь масштабным.

Было найдено большое количество списков канун-наме Сулеймана. Наиболее вероятно, что сведение законов империи в единый канун-наме происходило во второй четверти XVI века; кодекс, составленный не ранее 1538-1539 годов, был провозглашен в 1540-х годах. Данный свод состоит из трех глав, в первой из которых описаны штрафы и наказания, действовавшие в империи. Эта глава содержит четыре раздела: 1) о штрафах и наказаниях за прелюбодеяние; 2) о наказаниях за разбой, драку и убийство; 3) о наказаниях за питье вина, воровство и насилие; 4) о телесных наказаниях и штрафах.

В уголовном кодексе Сулеймана I содержатся как все разделы уголовных кодексов других султанов, так и новые положения. В целом в этом своде не только дополнены и более подробно объяснены предыдущие законы, но и рассмотрены сферы, которые раньше практически не были затронуты.

В целом наказания в мусульманском праве можно разделить на три группы: пресекающие, отмщающие и назидательные. Первый вид наказаний — хадд (حَدٌّ, мн.ч. حُدُودٌ; букв. ограничение, пресечение); это наказания, налагаемые за преступления против нравственности и общественного порядка, на которые есть какие-либо указания в Коране и сунне. Вторая группа укуба включает в себя кысас, диа, каффару и применяется в случае преступления против жизни и здоровья людей. Наконец, третий вид наказаний — это дискреционное наказание тазир (تعزير), т.е. назидательное наказание за нарушение общественного порядка, которое налагается либо по приговору суда, либо по решению правителя.

В уголовном разделе канун-наме Сулеймана значительное количество нарушений получило подробное рассмотрение. Важно отметить, насколько широка была сфера применения тазира в Османской империи. К этому вид наказания часто обращались в случае, если наказания, положенные по шариату, не были приведены в исполнение, что случалось нередко. Возможность применения тазира, которая почти всегда была у кадиев, дало им свободу действий и привела к определенному отрыву от фикха.

 

М.М. Токарева

Ушедшая Россия продолжает жить в Стамбуле

 

Путь через Стамбул оказался самым коротким и безопасным способом, благодаря которому можно было выбраться из России. Среди новоприбывших были представители самых разных слоев общества: от аристократии, буржуазии, духовенства и крупных чиновников до бедных людей. Значительную часть составляла творческая интеллигенция: музыканты, актеры и актрисы театров, балетные танцоры, писатели и художники. Как правило, «белые русские» стремились поселиться в районе Бейоглу на ул. Пера.

Русская мода.

Для турчанок русские женщины были удивительны и интересны. Из-за тяжёлой ситуации и необходимости быстро покинуть дом, а также из-за долгого пребывания на корабле, приходилось обрезать коротко волосы и покрывать их платком. Данный образ получил у турчанок название «Русская голова» («Рус баши»). Образы русского стиля занимали особое место в журналах моды того времени: юбки клёш, со свисающими кисточками из золотых нитей, расшитые жакеты и прочее.

Русские организации.

Именно русские беженцы придумали странное развлечение – «тараканьи скачки». Чебышев вспоминал: «Огромная зала с колоссальным столом посередине. Стол заменяет ипподром. Это кафародром. На нем устроены желобки, по желобкам бегут тараканы, запряженные в проволочные колясочки. […] Самые настоящие, черные тараканы, изумительно крупной величины. „В банях собираем“, – объясняют владельцы.»

Открывались различные увеселительные и развлекательные заведения с пестрящими названиями: «Медведь», «Петроград», «Кремль», «Золотой петушок», «Русский уголок» – и другие. Одними из самых знаковых можно назвать рестораны «Георгий Карпыч», «Режанс», «Тюркуаз» и кафе-кондитерскую «Петроград».

Люди искусства в османской столице.

Русские познакомили Стамбул не только со своей национальной кухней и ее наиболее яркими блюдами, но и с русским искусством. Турки наслаждались русскими голосами. Беженцы из России – музыканты, певцы, танцовщики – распространяли европейскую и русскую музыку и культуру, благодаря чему турецкая общественность получила возможность познакомиться ближе с культурой закрытого доселе мира.

Несправедливо замалчивается работа выдающихся русских балерин. Имя одной из них – Лидия Красса-Арзуманова или Лейла Арзуман, которая прибыла в Стамбул в 1921 г. и открыла здесь балетную студию. В 1941 г. Арзуманова при Народном доме района Эминёню создала школу танца, а в 1944 г. ее воспитанники выступили в Анкаре. Это был первый балет на музыку турецкого композитора, тогда еще начинающего, а ныне признанного классика Аднана Сайгуна. Спектакль произвел огромное впечатление на зрителей и имел большой успех.

Русские покидают город.

С 1921 года начались первые высылки белоэмигрантов. Большая часть белых русских продолжила свой путь в Сербию, Болгарию, Румынию и Грецию. Тогда же Стамбул покинуло около 60 000 человек. Осенью 1922 г. было принято постановление об ограничении срока пребывания русских беженцев в стране пятью годами, т. е. до 1927 г. К 1926 году общее число русских беженцев составляло около 4000-5000 человек.

Русские оказали огромное влияние на творческую жизнь Турции. Они познакомили широкие слои турецкого общества с симфонической музыкой, оперой и балетом. Естественно, и до эмигрантов в Турции существовала своя оркестровая музыка, ведь еще в XVII в., по сведениям Эвлия Челеби, в Стамбуле насчитывалось свыше 6000 музыкантов – они входили в число особого корпуса мехтеров. Со временем, в XIX в. в гаремах османской столицы особым спросом начали пользоваться итальянские оперы. Однако все это было доступно лишь узкому кругу лиц. Вклад русских музыкантов, певцов, танцовщиков состоит в том, что именно они предоставили возможность близкого знакомства турецкой общественности с европейским искусством.

Исследования русской эмиграции в Стамбуле в 1920-е годы до сих пор продолжают оставаться весьма специфическим и важным вопросом в исторической науке. Русские беженцы в силу своей культурной особенности, попав в чужой город и сложную жизненную ситуацию, пытались устроить вокруг себя тот привычный мир, к которому они хотели вернуться, тем самым, они смогли воссоздать на улицах города собственную Россию. Сошедшие с кораблей белоэмигранты увидели Турцию, живущей традициями и еще не подверженной европейской моде. Эти люди привнесли в город множество новых явлений. Однако русских в Стамбуле подвергли обвинениям в том, что из-за них город пришел в упадок, в связи с чем, к концу 1920-х годов, они были вынуждены покинуть его. «Они привнесли свет, цвета, комедию, красоту, музыку, страсть и надежду».

 

Э.В. Фомин

Удвоение аффиксов в словоформах чувашского языка

 

Материалом настоящего исследования послужили факты плеонастичного употребления аффиксальных морфем в чувашском языке. Цель работы – изучить явление повторного использования одних и тех же аффиксов в составе одной и той же словоформы.

Словоформ с удвоенным формантом в чувашском языке насчитывается считанное количество (см. примеры 1–8).

(1)            туррăмçăм (= туррăм)

турă-ăм<ç>-ăм

бог-POSS.1SG<INFIX>-POSS.1SG

‘мой бог’

(2)            савнийĕмçĕм (= савнийĕм)

савни<й>-ĕм<ç>-ĕм

возлюбленный<INFIX>-POSS.1SG< INFIX>-POSS.1SG

‘мой возлюбленный’

Использование словоформы туррăмçăм практикуется в литургическом стиле. Форма востребована для подчеркивания почтеннейшего обращения к богу. Скорее всего плеонастичные поссесивные формы развились с принятием христианства.

Правила грамматики чувашского языка не противоречат удвоению посессива первого лица единственного числа (остальные лица не развили плеоназм в посессивных конструктах). В принципе все имена существительные могут иметь подобную удвоенную форму (см. пример 2). Другое дело, что посессив в чувашском языке уже малоупотребителен и подобные формы фиксируются лишь в особо пафосных случаях.

Образцами полновесного асемантичного использования равнозначных аффиксов следует признать следующие два примера (см. 3 и 4):

(3)            кунчере (= кунче)

ку-н-че-ре

это-GEN.<INFIX>-LOC-LOC

‘на этот раз’

(4)            çĕртре (= çĕрте)

çĕр-те-ре

земля-LOC-LOC

‘in place’

В примере 4 отмечается синкопа: выпадение в аффиксе локатива, что не свойственно чувашскому языку. В форме çĕртре едва намечается развитие от конкретного значения ‘в земле’ в сторону более абстрактного ‘в этом месте, в данное время’.

Приведенные словоформы закреплены в речи чувашей узуально и пока еще не стали нормой литературного языка.

Следующие словоформы (5–8) являют собой примеры вариативного использования лексических единиц в их полной и краткой формах. Полные формы в период становления литературного языка во второй половине XIX в. были признаны в качестве предпочтительных в книжной речи, а краткие квалифицировались в качестве разговорной нормы.

(5)            манăн (= ман)

эпĕ=ман-ăн

1SG=1SG.GEN-GEN

‘мой’

(6)            санăн (= сан)

эсĕ=сан-ăн

2SG=2SG.GEN-GEN

‘твой’

(7)            унăн (= ун)

вăл = унн

3SG=3SG.GEN-GEN

‘его’

(8)            вĕсенĕн (= вĕсен)

вĕсем\н-ĕн

3PL\GEN-GEN

‘их’

Основу склоняемой формы личных местоимений 1–3 лица единственного числа составляет форма генитива в краткой реализации (ман ‘мой’, сан ‘твой’, ун ‘его’). Аффикс генитива, согласно требованию тотальности признака, присоединяется к корневой форме плеонастично.

Пример 8 в настоящее время квалифицируется в качестве архаичной формы, характерной исключительно литургической литературе, и в речевой практике уже не встречается.

Выводы:

Словоформы с плеоназмом представляют собой периферийную сущность. В них повторяются грамматические значения, что в целом не свойственно языковой практике. Повторение формантов не вызвано процессом агнонимизации предшествующих аффиксов, как можно было предположить изначально.

Подобных образований в чувашском языке считанное количество, и по сути их не может быть много.

Плеонастичные формы связаны с именами существительными и местоимениями. В них один за другим повторяются показатели посессива (1, 2), локатива (3, 4) и генитива (5–8). Интерфиксы на стыках морфем (1,2) появляются по фонетическим требованиям для удобства произношения.

Плеонастичные словоформы, за небольшим исключением, активно функционируют в речи.

 

М.С.Фомкин

Образный мир поэмы «Кутадгу билиг»

 

Несмотря на уникальность и значительность этого сочинения, научный мир еще ожидает аргументированных объяснений как содержания поэмы, так и той части ее поэтики, которую можно назвать содержательной поэтикой, то есть не просодической, а образно-семантической структуры текста [14, с. 537]. Эта задача является составной частью исследования образной системы всей классической тюркоязычной поэзии, которая, как отмечает И.В.Стеблева, изучена совершенно не достаточно.

В сочинении Юсуфа Баласагуни с очевидностью запечатлелся целый комплекс культурных влияний и связей. Рожденная на стыке культур поэма “Кутадгу билиг” соединила в себе духовные достижения нескольких восточных народов. Это обусловило многие литературные особенности поэмы Юсуфа улуг хасс-хаджиба, его образного мира. Для поэтики “Кутадгу билиг” характерно соединение нескольких литературных традиций.

Из арабской культуры в поэму “Кутадгу билиг” пришли мусульманские идеи и связанные с ними имена-образы, своего рода мифологемы арабо-мусульманской культуры. Соответствующее влияние на образно-семантическую структуру поэмы Юсуфа оказала и священная книга ислама — Коран. Из арабской литературы в “Кутадгу билиг” вошла особая эстетика слова, своеобразный культ слова, граничащий с его обожествлением.

Несомненное влияние на поэму “Кутадгу билиг” оказала персидско-таджикская литература. В образный мир поэмы “Кутадгу билиг” помимо персонажей “Шахнаме” входят и реальные лица персидской истории. Некоторые наставления из поэмы “Кутадгу билиг” совпадают с поучениями современника Юсуфа, “гератского старца” Абдаллаха Ансари (1006 — 1088) из его “Послания к везиру” (“Насихат-нама-и вазир”). Поэтому для анализа образно-семантических основ “Кутадгу билиг” крайне важными представляются имеющиеся параллели у Ансари и Юсуфа Баласагуни.

Поэтические фигуры — изощренная игра звука и смысла — одновременно и украшают образы бейтов, и подчеркивают семантику этих образов. Эта игра слов составляла ядро тех эстетических представлений, которые ко времени Юсуфа Баласагуни уже были закреплены в арабских и персидских трактатах по поэтическому искусству. В “Кутадгу билиг” эти эстетические представления нашли свое блестящее воплощение на тюркском языковом материале.

Мусульманская культура была не единственной, повлиявшей на Юсуфа Баласагуни и его удивительную поэму. В ней можно отметить явные следы влияния культуры Китая. Но на уровне конкретного текста, его образной структуры влияние китайской культуры носит принципиально иной характер. С помощью обращения к китайской тематике поэт совершенно явно и целенаправленно создает специальный  дискурс (с помощью слов и образов с особенным психо-эмоциональным содержанием), который имеет своей задачей воздействие на слушателя или читателя: на его интеллект, эмоции, волю. В данном случае дискурс как особое использование языка создает особый ментальный мир. С учетом вышесказанного становится ясной задача обращения поэта к китайской тематике: при помощи словесных образов с возвышенной семантикой, содержащих широкий круг непререкаемых для поэта и его читателей авторитетов, вписать поэму “Кутадгу билиг” в контекст высокой придворной литературы.

Композиция поэмы “Кутадгу билиг”, основанная на вопросах и ответах, беседах героев, позволяет говорить о влиянии на Юсуфа Баласагуни индо-буддийской литературной традиции, в которой издавна использовалась такая форма построения литературного сочинения. Буддизм и буддийская литература были широко распространены в это время в Восточном Туркестане. Здесь к этому времени уже появились буддийские сутры на тюркском языке: “Алтун ярук” (“Золотой блеск”, X в.), “Секиз юкмек” (“Восемь преходящих свойств”, ХI-ХII вв.) и др. Последняя сутра (речь бодхисатвы Асанга) представляет в связи с поэмой “Кутадгу билиг” особый интерес.

Поэма “Кутадгу билиг” дает повод думать о влиянии на ее автора также манихейской культуры. Как известно, ранняя суфийская поэзия вообще хранила много манихейских реминисценций, а Кашгар играл в свое время важную роль в жизни манихейства, которое сохранялось там значительно дольше, чем в Средней Азии.

Все эти семантические пласты текста поэмы Юсуфа Баласагуни объединяются в единое гармоничное целое тюркской культурной традицией, которая воплотилась в отголосках степной лирики тюрков-кочевников, в чисто тюркских именах героев, в богатейших россыпях народной мудрости, устного поэтического творчества тюркских народов, их пословицах и поговорках, вплетенных в преобразованном виде в ткань повествования. Идущая из глубины веков тюркская эпическая традиция воплотилась и в другой особенности поэмы — её образная система содержит большое количество так называемых парных выражений. Такие же стилистические и словесные формулы во множестве зафиксированы в орхонских текстах VI   VIII вв., что позволило говорить о наличии в них определенного литературного канона и развитой литературной традиции.

Эта тюркская литературная традиция прослеживается и в более поздней классической тюркоязычной поэзии. Анатолийский поэт, шейх ордена мевлеви Султан Велед (I226 — I3I2), автор самых первых тюркских газелей в истории всей тюркоязычной литературы, пишет свои газели, активно используя парные выражения как семантическую доминанту образа. Среднеазиатский поэт ХVI в. Захираддин Мухаммад Бабур (1483 — 1530), творчество которого признается вершиной развития классической тюркоязычкой поэзии Средней Азии, строит образную систему своих газелей, широко используя этот же прием художественного изображения.

Но наиболее рельефно тюркская эпическая традиция проявляется в характере изобразительных средств “Кутадгу билиг”, в семантике тех образов, которые отражают самобытность тюрка-кочевника, его своеобразное восприятие мира. В мире образов Юсуфа Баласагуни главное место занимают явления природы. Именно они представляют собой наиболее частый компонент художественного выражения.

Тюркская фольклорная традиция с наглядностью выявляется также при сравнении поэмы “Кутадгу билиг” с поэтическими текстами из “Диван лугат ат-турк” Махмуда Кашгари, который донес до нас образцы древней тюркской поэзии.

Таким образом, свою поэтическую картину мира Юсуф улуг хасс-хаджиб создает, широко используя фольклорные мотивы, традиционные приемы и художественные средства эпических сказаний тюркоязычных народов.

 

 

 

 

[1] Закиев М.З. История татарского народа (Этнические корни, формирование и развитие) / М.З. Закиев. – М.: ИНСАН, 2008. – С.30-31.

[2] Аничков Е.В. Язычество и Русь / Е.В. Аничков. – СПб, 1914. – С.94.

[3] Великий Болгар. – М., Казань: Феория, 2013. – С.136-137.